Нацизм был тем живительным и питательным бульоном, в котором будто бацилла могла пышно расцвести идея Боно Рито о создании целого огромного, нового класса живых роботов, — идеальных рабов XX века.
Каждый новый, хотя бы сомнительный или наполовину удавшийся эксперимент, наполнял душу упорного японца сатанинской радостью.
Наступила слякотная осень. Обезьяны скучали в своем городке, ведя полусонную жизнь, тяжело перенося европейский климат.
Боно Рито вставал очень рано и до полночи засиживался в главной лаборатории, украшенной золотыми драконами, переплетенными с фашистскими свастиками. В черной мантии и синей бархатной шапочке с шариком в виде сушеной сливы наверху, он походил скорее на средневекового алхимика, чем на современного ученого.
Третий час подряд Боно внимательно рассматривал сотни пробирок с свежими вытяжками гормонов внутренней секреции, перечитывал надписи, имена обезьян и даты на этикетках. В мутно-сизой жидкости он ясно представлял животное, давшее эти соки.
Бережно и аккуратно, священнодействуя, он делал смешения и дозировал. Косые глаза, как особенно точный оптический инструмент, отмечали все. Ни одно явление в институте не ускользало от его взгляда. Он отдалил от себя всех ученых на расстояние далекой, холодной почтительности.
Лишь единственный ассистент — тибетец с голым, как колено, черепом, которому японец доверял все свои тайны, присутствовал в лаборатории. Он протянул какую-то таинственную пробирку.
— Рахия! Как ты думаешь, токсины обезьяны, обработанные сулемой, могут замедлить ход мышления… Если замедлить ход инъекции препаратом Н. 15? Вспрыскивание препарата в мозг делает человека идиотом… А что если… А что если, когда он станет только полуидиотом — ввести этот новый препарат токсинов?
Череп одобрительно кивнул сморщенной, казалось, копченой головой.
— Я думаю, что мой собрат на верном пути.
— О, Рахия! Ты, молчаливый кудесник Тибета, молчал целый месяц…
— Я трудился, — мрачно ответил череп.
— И довольно успешно!
— Но еще необходимо суметь удержать действие яда на продолжительное время… Нужен процесс, подобный закреплению проявленной фотографической пластинки…
— Сформулировано верно! Но пути, пути!?!
— Это — нелегкая задача, — вздохнул Рахия, — но мы еще поищем в книгах европейцев. Может быть, они…
— Европейцы! Они остаются далеко позади… Мы придем в назначенный час, овладеем и воцаримся над миром… Мы, желтая раса, великая Азия!.. Эх, Рахия, ты же знаешь, что наш дух поведет народы востока… наша нация спала… а теперь, ты посмотри: мы имеем передовой флот, современную военную технику. Восток пойдет на Запад. Если обескровятся великие страны, мы — желтые — возьмем свое… А тогда наши с тобой работы принесут свои плоды, тогда… о, тогда! — потрясая кулаками, угрожающе произнес шеф института.
— А теперь мне срочно необходимы токсины. Токсины обезьян. Сейчас я им скажу. — Шеф потянулся к телефону.
— Месье Жако! Нам необходимо срочно поставить в широких масштабах новый эксперимент…
— Я вас слушаю.
— Вам поручается важная работа — смертельно утомить обезьян. Заставьте их трудиться, кувыркаться, беспощадно гоните животных, подхлестывайте ленивых. Заставьте их трудиться до пределов… Утомите их…
На рассвете, ежась от предутренней прохлады, Боно Рито вместе с Жако пошли к обезьяннику.
Животные визжали и прятались, но надсмотрщики беспощадно вытаскивали их за хвосты, подстегивали бичами, выгоняя из шалашей.
Вскоре все обезьянье царство великого японца завертелось в бешеном ритме сумасшедшей карусели бессмысленного труда. На скрытом от постороннего взора предутренней мглой манеже, невыспавшиеся люди сгоняли свою злость на перепуганных и жалких животных.
Боно Рито с сатанинской радостью и удовольствием наблюдал это омерзительное зрелище.
Увлекшись работой, японец мог забывать о сне, и тем более о еде. Сейчас, вместо того, чтобы завтракать, он снова очутился в лаборатории. Усевшись за свой рабочий стол, Боно заметил пролитую капельку бесцветной жидкости. Исследуя ее ученый удивился: он ведь сегодня не трогал эту сыворотку? Как она очутилась на столе? Лаборатория была заперта и ключ от сейфа только у него. Странно!
Это было третье подобное происшествие, дававшее понять о чьем-то назойливом, вечном внимании здесь. Слежка не дала никаких результатов, но теперь уже Боно не сомневался в чьем-то нежелательном присутствии в его святая святых, так ревниво оберегаемом от всяких посягательств. После первых подозрений была заменена вся наружная и внутренняя охрана заповедника, переделаны все замки, обысканы укромные уголки, и вот…
Боно Рито помчался к Кребсу.
— Дорогой доктор! Он был снова!
— Кто?
— Дух! Я не сомневаюсь. Это дух… дух хорошего дьявола, который, украв наш препарат и работы, хочет этим искупить свою вину перед Вишну!
— Полноте вам. Дух! Какой может быть дух? Может быть, это ловкий шпион да и только!
— Дорогой доктор! Вы не переубеждайте меня, в чем я уверен… Я предугадываю события… Вы ничего мне не сообщили о заговоре против меня целой плеяды ваших бородатых мальчиков, возомнивших себя учеными. Они пытались меня съесть… Но увы! Я съел их сам, с их учеными потрохами и физиономиями аскетов и евнухов. Так же я предугадываю, что здесь дело неладно.
Кребс поморщился.
— Мой дорогой ученый! Вы очень болезненно воспринимаете…
— Нет! Но я знаю… знаю больше чем вы; я имею перед ним страх, боязнь. Это какой-то очень ловкий и хитрый враг…
Японец опустился в мягкое кресло… Задумался.
Невидимый, неуловимый враг объявил войну колдуну, запрятался сомненьем в его странную и непонятную душу. Больше всего его тревожило исчезновение, несколько месяцев тому, ампулы с новым препаратом. Кого подозревать, Боно Рито решительно не знал, но подтачивала сознание мысль, что немецкие коллеги, работающие каждый над своим методом, не имея достаточных успехов, пытаются воспользоваться его работами. Если это так, то это еще полбеды. Но что если это дух? Всесильный дух!?!
8. Человек с длинным бичом
В институте Боно Рито торжественно встречали бывавших здесь очень редко высоких гостей. Все трудоспособное обезьянье население заповедника было поставлено на работу. Обезьяны размахивали опахалами из пальмовых листьев, как одалиски сказочного падишаха, у подъезда главного здания. За начищенные дверные ручки, перед гостями протягивались волосатые руки наряженных в красные ливреи хвостатых швейцаров.
