— Граждане и гражданочки! Не вирьте проклятым немцам! Уси воны брешут. Червона Армия у Кировогради. Червона Армия иде и скоро буде тут. Смерть германьскым оккупантам! — Дед бросил в толпу пачку листовок и исчез. Со стороны казалось, что никто из людей не брал этих листовок, но, когда толпа разошлась, на примятом снегу не было ни одной бумажки. Куда-то делась и торговка с молоком.
Сейчас, сидя в теплой штабной комнате, Таня с волнением думала об этом старике. Она вспомнила угрюмых людей, их лица — истощенные, отмеченные печатью нужды и неволи, но с глазами, в которых светилась жгучая ненависть и решительность. Все эти люди ждут родную Красную Армию, чтобы стряхнуть с себя кошмар подневольной жизни, избавиться от палачей. Нет, напрасно мечтает этот подслеповатый штабной офицерик о русском имении…
— Фрейлен Берта! Вы знаете, когда это все кончится? — прервал ее мысли лейтенант Буш.
— Что кончится? — спросила Таня.
— Все эти проклятые взрывы и партизаны.
— Когда же, господин лейтенант?
— Весной, когда великая Германия победит.
— Вы большой стратег, господин лейтенант. Почему же вы считаете, что победа будет весной?
— Весной будет открыт второй фронт.
— Да, но мне кажется, от этого не будет легче.
— Многие мои знакомые офицеры полагают, что второй фронт нужен не столько русским, сколько нам.
— Странная логика.
— Не знаю, что это такое, фрейлен Берта, я в политике не разбираюсь. Но я думаю — это правильно. Зачем Форду убивать нашего Круппа? Они же свои люди, договорятся. Или, например, зачем Херсту делать неприятности нашему Геббельсу? Гм… Вы простите, что я упомянул в таком разговоре это имя. Хайль Гитлер!
— Значит, ваши друзья офицеры, господин лейтенант, полагают, что русские могут управиться с нами и без помощи своих союзников?
— Вот именно! — выпалил Буш, потом, опомнившись, испуганно поглядел на Таню. — Простите, фрейлен Берта, но вы вовлекаете меня в непозволительный разговор.
— По-моему, это вы вовлекли меня в такой разговор, господин лейтенант. Но не бойтесь, я в гестапо не сотрудничаю. Значит, весной будет победа?
— Так полагают, — уже без прежнего энтузиазма ответил Буш.
— О! Это совсем недолго ждать, господин лейтенант!
— Конечно. Это недолго ждать. А пока нас мучают партизаны. — Лейтенант Буш поправил пенсне и углубился в бумаги.
“Партизаны! Боятся партизан! — подумала Таня. — Да, земля наша всегда была негостеприимной для врага. Это известно было и Наполеону, и шведским, и турецким, и японским, и английским, и немецким, и прочим завоевателям. Что ж поделаешь, господин Буш, уж так заведено на Руси: не только армии — весь народ воюет против врага…”
Таня взяла очередную бумажку, чтобы перепечатать. Это была личная записка полковника фон Траута. Полковник явно нервничает. Он просит две стрелковые дивизии, чтобы очистить леса от партизан.
“Вчера снова был совершен налет на станцию, — говорилось в донесении. — Перебита охрана, подожжен склад со снаряжением, подорван эшелон со снарядами. На разъезде Голинь эшелон с пехотой пошел под откос. По нашим данным, у партизан имеется две или три радиостанции. Но где эти радиостанции, еще не установлено — Местонахождение партизанского штаба неизвестно. Вчера в городе появилось много большевистских листовок. Виновных не нашли. Арестовали сорок местных русских. Продолжаются диверсии на шоссейных дорогах. Комиссар гестапо Миллер ехал с шофером на автомашине. Автомашина взорвалась неизвестно от чего и сгорела. Миллер с шофером погибли. Я не уверен в том, что и наша комендатура не взлетит однажды на воздух. Я понимаю, что на фронте нужны дивизии, но как можно работать здесь? Господин генерал, я прошу две стрелковые дивизии. Это необходимо для более спокойной нашей работы…”
Читая эти слова, Таня улыбнулась. Недавно ей попался какой-то немецкий справочник об Украине издания 1940 года. Как там немцы расхваливали Украину! И климат прекрасный, и земля плодородная, и народ трудолюбивый. “Быстро, однако, меняется мнение об Украине у немцев”.
Таня еще раз перечитала донесение.
— Фрейлен Берта, вы не можете разобрать, что там написано? — спросил лейтенант, заметив, что Таня внимательно рассматривает бумагу.
— Да, но теперь уже разобрала…
Таня взяла следующую бумагу и начала печатать. Это была докладная записка генерала по поводу того же озокерита. В ней сообщалось: “Нами перехвачено несколько радиограмм русских. На основании этих радиограмм установлено, что русские ведут разведку озокерита. Может быть, это какой-то шифр, тем не менее и нам надо заинтересоваться озокеритом. Залежи озокерита имеются в районе Борислава. Не следует ли провести более активную разведку? Озокерит — горный воск, употребляется для производства мазей, лаков, для пропитывания тканей, в электротехнической промышленности и в медицине…”
“Предполагал ли полковник Сергеев, что немцы практически отнесутся к этому слову и начнут широкую разведку горного воска? — думала Таня. — А может быть, он именно это и предполагал. Все-таки надо рассказать об этой докладной записке Андрею…”
После многих настойчивых попыток Тане, наконец, удалось увидеть новую кодированную таблицу у лейтенанта Буша. Она даже подержала эту таблицу в руках. Буш хранил ее в несгораемом шкафу. Таня стала обдумывать план похищения этого шифра. Просто взять его нельзя, это сразу же навлекло бы на нее подозрение. Переписать тоже невозможно: она очень большая, а столько времени у нее, конечно, не будет. Буш иногда отлучается из комнаты на доклад начальству и оставляет эту таблицу в столе. Но долго он на докладах не задерживается. Поэтому вариант с перепиской таблицы безусловно отпадает.
Через несколько дней у Тани созрел план похищения кода, и она с помощью Андрея незамедлительно приступила к его выполнению.
В углу комнаты, на подставке в виде тумбочки, стоял большой бюст фюрера. Он был полый. Таня стала ежедневно приносить в штаб то в сумочке, то просто в свертке взрывчатку и складывала ее в бюст.
Через неделю она с помощью Ксении наносила взрывчатки уже столько, что ее хватило бы для того, чтобы основательно разрушить здание.
В один из снежных пасмурных дней Таня заметила, что лейтенант чем-то озабочен.
Вечером Таня работала в штабе. Когда Буш отлучился, Таня приготовила кислотки. Эти кислотки получили широкое распространение у партизан Батьки Черного. Кто изобрел их — никто не знал. Кто их делал — тоже никому не было известно. Кислотки представляли собою два патрона. Перед применением с одного из них свертывался предохранительный колпачок, и оба патрона при помощи резьбы соединялись вместе. От прикосновения содержимого одного патрона крышка второго разъедалась. Смеси соединялись — получалась сильная вспышка, достаточная для того, чтобы расплавить железо. Патроны изготовлялись с крышками разной толщины — тонкие разъедались за полминуты, иные держались до суток. Для удобства пользования кислотками на каждом патроне были написаны цифры, по которым легко можно было определить, через какой промежуток времени воспламенится патрон.
