Капитан «Лолиты» резко крикнул, глядя на нас. Ласковый Питер перевел:
– Новый хозяин приказывает тебе покинуть эту пиратскую бригантину. Убирайся отсюда ко всем чертям. Что эта образина намерена сделать с тобой? Думаю…
Я не стал больше слушать его болтовню, а бросился к свободному фальшборту и под гогот матросов вскочил на него и прыгнул в воду.
До сих пор меня жжет стыд за то, что я тогда забыл про У Сина, не простился с ним, не пожал ему руки. Как в такую минуту я мог забыть о нем? Нет, наверное, я не забыл, а просто струсил, боялся, что японец примет меня за сообщника штурмана. Легко быть храбрым во время душевного подъема, под влиянием товарищей, а быть храбрым, мужественным, настоящим мужчиной, быть им всегда, в любых условиях – это совсем другое дело.
Все эти мысли пришли мне в голову много позже, а пока я плыл к берегу, работая руками и ногами так, будто за мной гнались акулы. Сто метров до берега отняли у меня все силы.
Я лежал на песке, тяжело дыша, весь во власти блаженного состояния, которое охватывает после сильного душевного потрясения, когда все уже позади.
Внезапно меня насторожили тревожные голоса. Я вскочил. Все семейство Сахоно стояло возле меня и, тихо переговариваясь, наблюдало за палубой «Лолиты». А там происходило вот что. У Сина подвели к грот-мачте и привязали к ней. Капитан остановился, быстро прошел перед шеренгой матросов посреди строя и стал выкрикивать что- то хриплым, отрывистым голосом, показывая на У Сина. Когда он замолчал, из строя вышел матрос, похожий на гориллу. У него были непомерно широкие плечи, маленькая голова и руки ниже колен. Эта «горилла» в матросской форме быстро, как заправская обезьяна, забралась на нижнюю рею грот- мачты и перекинула через нее линь с петлей на конце. У Сина отвязали от мачты и поволокли к петле. Собрав последние силы, он успел что-то крикнуть. В его голосе не было мольбы о пощаде, он, видно, бросал какие-то справедливые, гневные слова в лицо капитану «Лолиты» и Ласковому Питеру, потому что они закричали в ответ, замахали руками. Матрос-горилла набросил петлю приговоренному на шею и вместе с автоматчиками потянул за другой конец веревки.
Тави и Ронго стояли, полураскрыв рты. В их глазах застыл ужас. Сахоно дышал так, будто только что спасся от барракуды. Жена его сидела на корточках, закрыв лицо руками.
Ветер раскачивал повешенного.
По свистку боцмана матросы расходились по кубрикам. Ласковый Питер крикнул мне, остановившись у фальшборта:
– Эй, мой мальчик! Видел, как пляшут на рее?..
Надо было бежать с этого острова куда угодно, как угодно.
Я схватил Сахоно за руку и стал упрашивать его, умолять сделать это немедленно. Как ни странно, Сахоно понял мою странную смесь слов, скорее догадался, что мне тоже грозит смерть от этих людей, если я останусь здесь, и стал говорить что-то успокаивающее, похлопывая меня по ладони руки.
Я подбежал к лодке, но Сахоно осторожно взял меня за плечи и показал глазами на небо и море. Я понял, что выйти из лагуны сейчас нельзя. Лодку разобьет в щепки в полосе прибоя или перевернет вдали от острова. Небо приобрело сизый цвет, над горизонтом нависло тяжелое, серое облако. И океан изменил свой привычный цвет, стал серо-зеленым и, несмотря на слабый ветер, бросал на барьерный риф чудовищные волны.
Ветер потянул сильней, зашуршали кроны пальм. Ветер стал порывистым, сильным. Затем стих совсем.
Сахоно покачал головой и вздохнул, давая понять, что все идет так, как он и предполагал, и словно в подтверждение на нас обрушился ветер такой силы, что туча песка закрыла и «Лолиту», и всю лагуну. Нашу хижину подняло, словно рукой, и растрепало в воздухе. Пальмовые листья, бамбуковые палки от нашего жилища улетели далеко в лагуну.
В высоте парила чья-то циновка. Сахоно бросился к лодке.
Разговоры о погоде, приход «Лолиты», а затем казнь У Сина отвлекли главу семейства от насущных дел. Теперь он наверстывал упущенное время.
Напрягая все силы, мы вытащили до половины лодку на берег, привязали ее концом к ближайшей пальме.
Ветер снова внезапно стих, и я, несмотря на протесты хозяина, стал перетаскивать его мешки с копрой под защиту коралловой глыбы. Мне помогали Тави и Ронго. Когда мы перетащили все мешки, Сахоно иронически улыбнулся. Нашу работу он считал попросту ненужной, видно рассуждая, что если мешки снесет в лагуну, то копра ведь не утонет, и утром ее можно спокойно выловить, к тому же мешки с метками.
Мы очень удобно устроились за глыбой. Я удивился беззаботности своих хозяев. Сахоно уже улыбался, рассказывая что-то смешное, а жена и сыновья покатывались со смеху. Затем все их внимание перешло ко мне. Я понял, что они успокаивают меня, говорят, что такого человека, как Ласковый Питер, мне бояться не следует, а наказан, наверное, очень плохой человек. В конце концов улыбнулся и я, чем вызвал общий взрыв восторга.
Затишье скоро кончилось. Предупредив о себе два раза, ураган принялся за дело всерьез. Он с ревом и свистом кидался на наш крохотный островок. Орехи, как пушечные ядра, проносились над нами и падали в побелевшую от пены лагуну. «Лолита» приплясывала на мелкой волне, металась из стороны в сторону, сдерживаемая двумя якорями.
Я смотрел на шхуну и желал ей всяческого зла. Как мне хотелось, чтобы не выдержали цепи и ее бы вынесло в океан, как мой плот, только разбило бы на рифах.
Словно в ответ на мои мысли из выхлопной трубы на корме шхуны показался дымок, заработали дизели, помогая пиратскому кораблю увереннее держаться против ветра.
Огибая глыбу, в лагуну полилась вода. Как же была велика волна, если она перекатилась через рифы, и у нее еще хватило силы захлестнуть остров!
Скоро полил тропический ливень такой силы, что водяные струи закрыли все вокруг, превратив день в кромешную ночь.
Буря продолжалась часа четыре. Ветер стих так же внезапно, как и налетел. Улеглись волны в лагуне, на ее свинцово-серой поверхности плавали кокосовые орехи, немудреный скарб полинезийцев и множество белых кусочков копры: кто-то из земляков Сахоно понадеялся на авось и не спрятал урожай от ветра.
Перед заходом, низко над гребнями волн расходившегося океана, показалось солнце, пообещав назавтра хорошую погоду.
Неунывающий Сахоно послал своих сыновей на пальмы, и вниз полетели гигантские листья для постройки новой хижины. Мы соорудили ее быстро. В одном из мешков было кокосовое волокно, из него получилась хорошая сухая подстилка, и все улеглись на ней. Семья полинезийцев быстро уснула, только мне не спалось. Я смотрел на силуэт корабля и со страхом думал о завтрашнем дне. Почему меня не повесили, как несчастного штурмана? Почему капитан «Лолиты» предоставил мне свободу? Надолго ли?
