бумаг, которые держал в руке.
– Во-первых, почему твой вертолет и закрепленный за тобой грузовик не фигурируют в списках переброски?
– Ты уверен, что не фигурируют?
– Сто процентов. Вообще-то я спрашивал, и мне сказали, что ты не летишь в Ливию, потому что остаешься здесь, в пункте сбора. И что за пункт сбора такой?
– Вдруг что забудут… Вот в этом пункте и будут собираться вещички, – на ходу придумал Нене.
– И ты потом доставишь их в Ливию, – с иронией продолжил репортер.
– А что не так? И доставлю. Я делаю то, что мне приказывают. За это мне платят деньги.
Репортер улыбнулся, покивал и задал следующий вопрос:
– А вчера тебе приказали загрузить твою развалюху водой, продуктами, медикаментами, одеждой и взлететь до рассвета?
– Да, так и есть.
– Ну и куда же ты все это отвез, ибо мне известно, что обратно ты вернулся пустым.
– Куда надо. Людям.
– Что, каких-то людей бросили посреди пустыни? – изобразил удивление Шольц, явно играя с пилотом в кошки-мышки. – Может, было бы логичным доставить этих людей сюда, вместо того чтобы обрекать на мучения под солнцем?
– Просто они не захотели оставлять свои автомобили.
– Несмотря на то, что существует террористическая угроза? – Шольц усмехнулся. – Давай уточним, их шестеро, да? Допустим, они так пекутся о своих авто. Но ведь оргкомитет мог бы направить к ним передвижные автомастерские, если возникли какие-то технические проблемы?
– Слушай, что ты хочешь от меня услышать?
– Правду.
– Не знаю, о какой правде ты говоришь.
– О простой голой правде… – уточнил репортер, укоризненно наставив на пилота указательный палец. – О той самой правде, которая заставляет меня думать, что автомобили в количестве трех штук находятся в отличном состоянии, а бедствие терпят экипажи.
Нене Дюпре не торопился отвечать. Он допил свое пиво, выбросил пустую банку в картонную коробку, служившую ему мусорным ящиком, и только после этого открыл рот, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие.
– Как я тебе уже сказал, я делаю то, что мне приказывают. Подобные вопросы ты должен задавать Иву Клосу, а еще лучше – шефу по безопасности Алексу Фаусетту.
– Здравая мысль, одобряю. Но они не захотели принять меня – сослались на то, что сильно заняты организацией «воздушного моста».
– В таком случае я тебе сочувствую, ибо только они официально уполномочены отвечать на вопросы всяких там репортеров.
– Дружище, дело в том, что я не ищу «официальных» ответов, мне нужны правдивые, – ответил Ганс Шольц. – Я проверил по спискам – недостает трех автомобилей, и никто из обслуживающего персонала не знает, где они находятся. – Он снова наставил на пилота палец. – Потом я выяснил, что ты доставлял куда-то воду и еду. Если бы там была поломка, ты бы наверняка прихватил с собой запасные детали и механика.
– Механик не захотел лететь…
– Извини за настырность, но у меня такое впечатление, что ты что-то скрываешь… – Репортер прищелкнул языком, как бы давая понять, что речь идет о деле нешуточном. – Теперь вот на всякий случай тебя оставляют здесь… Почему? Что за тайны мадридского двора?
Нене понял, что юлить бессмысленно, его собеседник нарыл больше чем достаточно, и решил перейти в атаку.
– Ладно, хватит! – резко произнес он. – Если ты мне расскажешь, что тебе известно, я тебе расскажу, что сам знаю.
– Согласен! – кивнул репортер. – Ходят слухи, что шестерых гонщиков захватили туареги… Так?
– Так.
– И по-видимому, выкуп, который за них требуют, эм-м… своеобразен… Так?
– Так.
– Что просят?
– Руку. Руку, которую по их законам нужно отрубить.
– Отлично, начинаем понимать друг друга. Какова твоя роль во всем этом?
– Я должен добиться освобождения заложников любой ценой… Включая ампутацию руки.
У репортера вытянулось лицо. Казалось, он не мог поверить в услышанное. Обвел рукой огромный лагерь и, не скрывая возмущения, спросил:
– Ты что, один будешь действовать?
– Один.
– Но тут полно людей.
– У них другие задачи.
– Понимаю… – На самом деле Шольц не понимал. Он на какое-то время задумался, не отрывая взгляда от пилота, и наконец спросил: – Ты на следующий год собираешься тут работать?
– Думаю, что нет. Гонки в Африке для меня закончились. Я слишком много повидал такого, от чего меня воротит, – честно ответил Нене.
– Хочу показать тебе кое-что.
Ганс Шольц запустил руку в кожаный портфель, стоявший у его ног, достал толстый конверт и протянул пилоту.
– Посмотри вот эти фотографии! – сказал он. – Я их сделал в одном из госпиталей, который находится в трехстах километрах отсюда. Увидев этих детей, я потом долго спать не мог.
Нене Дюпре быстро просмотрел фотографии – они были ужасны.
– Да… – только и сказал он.
– Волосы дыбом встают, – кивнул Шольц. – Добавь сюда проблему голода. Если бы не кучка миссионеров, большинство этих детей давно бы умерло.
– Почему ты мне это показываешь?
– Потому что автомобильные концерны, вложившие больше всех средств в проведение ралли, занимаются также производством оружия. Один из этих концернов специализируется на производстве мин, которые ежегодно убивают или калечат сотни, тысячи детей в Африке, да и во всем мире… Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Пытаюсь.
– Тогда поясню еще кое-что. Я по национальности австриец, нас, австрийцев, долго обвиняли в том, что мы позволили прийти к власти фашистам. Говорили, что мы расисты, имея в виду холокост. Согласен, на нас лежит некая вина, но есть и другие европейские страны, которых можно обвинить в расизме, геноциде и далее по списку.
– Веское утверждение, – кивнул Дюпре.
– Оно отражает правду. Вы, французы, с вашим левым правительством, которым вы так гордитесь, с вашей любовью к свободе, равенству и братству, по идее, не должны были позволить своим соотечественникам проводить такие мероприятия, как это. Ведь инициаторами ралли были французы, это всем известно. А уж сколько денег тратится на это мероприятие…
– Согласен, ты прав, я уже давно об этом думаю.
– Подобная расточительность, при том, что родители изувеченных детей не могут заказать им протез или самое простое инвалидное кресло, при том, что мины и прочее оружие производят концерны, спонсирующие гонки, – это плевок в лицо тем, кто живет здесь.
– Мне никогда не приходило в голову посмотреть на все под этим углом.
– Ты не один такой, и я полагаю, настал час раскрыть глаза заблуждающимся. Мои коллеги пишут о ралли как о зрелищном шоу и в этом видят его достоинство. А я сразу вспоминаю Ювенала, который очень точно определил потребности толпы: «Хлеба и зрелищ!». Ралли – это не безобидное шоу, а что-то вроде «римского цирка», только вместо рычащих львов – автомобили, несущиеся на сумасшедшей скорости, а вместо гладиаторов – гонщики, рискующие своей жизнью
