— Я от своих слов не отказываюсь, — Гудошников приподнялся. — Могу повторить еще…
— Да я верю тебе, товарищ комиссар, — перебил Сергей. — У меня сомнения в другом… Я думаю сейчас, что важнее для революции и для светлого будущего… Про что хоть там говорится, в книге этой?
— Если бы я знал! — бросил Никита и, подумав, добавил: — Может быть, летопись, может быть, сказание о княжеских походах… Взялось ведь откуда-то «Слово о полку Игореве»!
— О княжеских походах, — вздохнул Сергей. — Эх, товарищ комиссар. Я, конечно, малограмотный, но все-таки понимаю, что за штука — история! И литературу тоже понимаю, — он стал расхаживать от стола к двери: привычка военных — ходить и думать. — Ты прав, время сейчас такое… Вон начальника лесосплава ломом закололи! Лесопилку подожгли, убытков на сто тысяч!.. А беспризорников сегодня видел?.. Не знаю, товарищ комиссар, как ты, а я спать не могу. Они мне во сне снятся. Приходят будто, тянут руки и говорят — дядя, арестуй нас, мы хоть в камере выспимся.
— Ладно, не рассказывай, — отрезал Гудошников. — Видел… Только ты не понял меня, Муханов… Ничего, разруху мы осилим. Это временно, если еще интервенции не будет. И дети учиться станут и жить в нормальных условиях. Ничего!.. И бандитов искореним. Ты вот, Серега, и покончишь с бандитизмом. А как с вещами, которые мы потом уже не восстановим? С книгами как?.. Это же… как тебе сказать… История нашей страны! От нее нельзя отказываться! Есть сейчас лихие головы, кричат — долой всю дореволюционную культуру, создадим свою, пролетарскую!.. А на чем создадим?.. Нам нельзя отрываться от нашей истории, без нее мы будем как бродячие собаки вон на свалке… Через эти книги мы связаны с нашими древними предками!.. А их вон мужик в телеге на базар привозит и продает! Копченую рыбу и — историю! Между прочим, книги эти еще беспризорнее и беспомощнее, чем дети…
— Не ожидал от тебя, товарищ комиссар, — после паузы сказал Муханов и сел к столу. — Обидно даже… Значит, по-твоему, какая-то древняя поповская писанина сейчас важнее, чем дети? Чем эти голодные ребятишки?
— Ты так вопрос не ставь! — Гудошников стукнул по столу. — Важнее… Все важно!
— Э, нет! — озлился Муханов. — Ты прямо говоришь — для тебя книги… А сегодня надо не книги, а детей спасать! Это живые люди, комиссар! Они есть хотят, спать хотят. Мы ради них с тобой воевали, если на то пошло. Чтобы им жилось хорошо. Они и есть наше светлое будущее!.. А книги твои подождут. Вот устроим детей, уничтожим бандитов, тогда ищи, собирай сколько тебе влезет. И денег тебе на это дадут.
— Хорошо, Муханов, но эти же дети и спросят потом с нас, почему мы не спасали книги. Они захотят знать историю! А ее памятников уже не будет. Близко локоть, а не укусишь!.. Да, сейчас кажется, пока не надо, успеем еще, но запомни мои слова, Муханов: хватимся, придет время, каяться будем. Было-то всего: нагнуться и подобрать, — Гудошников перевел дух и добавил: — А мы пока топчем. Товарищ Ленин говорит: без старого мы нового не построим.
— С тобой невозможно, — поморщился Муханов. — Ты сразу — говорил, говорил… Товарищ Ленин говорил вообще, а не по этому случаю. И Ленин, кстати, о детях в первую очередь заботу проявляет. Я сердцем чую — о них надо хлопотать в первую очередь.
— Обо всем надо хлопотать, — упрямо повторил Гудошников. — Я лично ничем не могу помочь этим ребятишкам…
— Нет, можешь! — отрубил Муханов. — Ты если сюда попал, так возьми и организуй детский дом! Помещение есть. Отдадим бывший монастырь. А ты — человек образованный, герой войны. Да за тобой ребятишки толпами ходить будут!
Гудошников насторожился. Вспомнился сарай, слезящиеся от дыма глаза мальчишек, куски крепко соленой рыбы в грязных ручонках, грязный таз с водой, умело скрученные цигарки… У лысого мальчишки, предводителя компании, видно, был стригущий лишай: струпья еще не сошли. А самый маленький, лет восьми, плакал во сне… Вернее, нет, скулил, как щенок, — звук исходил откуда-то из груди — может быть, оттого, что не умел или слишком много плакал. Наевшись рыбы, мальчишки ночью жутко страдали от жажды, а воды уже не было, и Гудошников слышал, как шелестели пересохшие губы и языки.
Звук этот показался Гудошникову страшным.
Ночью он сходил к колодцу, принес воды и, расталкивая детей, поил их, полусонных, зябнущих — ком подпирал к горлу…
— Мне поручено организовать детский дом, — спокойнее продолжал Муханов. — Борьба с беспризорностью теперь в ведении ЧК… Я бы взялся, не откладывая, но ты видишь, какая обстановка в уезде? Белофинны еще лезут… А кому поручить?
— Не заставляй меня делать выбор, — глухо проговорил Гудошников.
— Я не заставляю, я прошу, — глядя в пол, ответил Муханов. — Не будь ты моим комиссаром, я бы нашел на тебя управу, я бы тебя заставил.
В это время дверь распахнулась, и в комнату вошел милиционер с повязкой на лбу, в окровавленной шинели.
— В хуторе, — тяжело выговорил он, — перестрелка была… Наши все целы… А вашего Шлюнько убило, наповал…
Муханов вскочил, взмахнул руками, но, ничего не сказав, опустился на лавку.
— Мы его сюда привезли, — добавил милиционер. — Куда положить?
— Погоди, — остановил его Муханов. — Я посмотрю на Шлюнько… Тогда в морг… Живым хоть одного взяли?
— Раненый есть, — доложил милиционер. — Двоих убили в перестрелке, а один сам себя, из нагана… Все не олонецкие, чужие. Похоже, офицерье…
— Раненого показать фельдшеру и допросить, если можно, — распорядился Муханов. — Я сейчас приду.
Когда они снова остались вдвоем, Гудошников тяжело вздохнул, подпер голову руками.
— Ладно, — сказал он. — Найду книгу — останусь здесь, помогу.
Муханов горько усмехнулся и встал, застегивая кожанку.
— Через неделю ударят морозы… Куда им, ребятишкам?
— Иначе — не имею права.
Сергей глянул на него исподлобья, поджал губу.
— Хорошо, — не сразу согласился он. — Тогда я тебе сам помогу найти эту… твою дорогую книгу. Что-нибудь придумаем. Жилякова твоего тряхнем как следует…
Никакой особой помощи от олонецкой ЧК Гудошников не ждал и обещаниям Муханова не очень-то поверил: у него своих дел невпроворот. Небольшой отряд из чекистов и приданных им красноармейцев вместе с начальником уезжал куда-то с раннего утра, возвращался поздно, а то и вовсе пропадал дня на два-три. По ночам Сергей вел допросы, подолгу беседовал с какими-то людьми, запершись в своем кабинете, или сидел в засадах. Гудошникова он поселил в подвальной комнате здания ЧК, где спал иногда сам, наказал дежурным выдавать ему солдатский паек (паек убитого в перестрелке Шлюнько) и словно забыл о своем бывшем комиссаре. Несколько дней Никита терпеливо ждал, когда освободится Муханов и они «тряхнут» Жилякова, но, так и не дождавшись, снова отправился в самостоятельные розыски.
