— Торгуют. И больше им ничего не надо, — презрительно сказал Хамит. Толпа сбила трех всадников в плотную группу, и поэтому была возможность разговаривать.
— Живут, — согласился красноармеец постарше.
— Торгуют, — настоял на своем Хамит.
Базар казался бесконечным. Степенный красноармеец оглядел море голов и предложил осторожно:
— Порасспрашивать бы здесь народ, товарищ начальник. Отовсюду съехались, со всех концов уезда.
— О чем? — зло удивился Хамит.
— Бандит и торговле помеха. Обиженные могут на след навести.
— Спрашивай, — равнодушно разрешил Хамит и отвернулся.
— Так заданье у нас!
— Даю тебе новое задание. Оставайся здесь и спрашивай. Если произойдет чудо и ты узнаешь что-то, скачи к Крумину и докладывай. Все.
Последним словом Хамит оставил степенного в толпе, а сам в сопровождении третьего красноармейца — казаха — выехал наконец с базарной площади.
— Может быть, и ты хочешь спрашивать? — не оборачиваясь, спросил он у третьего.
— Я уж с тобой, командир.
Безлюдье, степь. Путь продолжался. Неожиданно Хамит остановил коня и спешился. Остановился и красноармеец.
— Садись на моего коня, — приказал Хамит.
Красноармеец послушно поменял лошадь и ждал вопросительно. Хамит взлетел в седло чужого коня и еще раз приказал:
— Догоняй!
Ветер свистел в ушах. Ломая норов незнакомой лошади, Хамит радовался этому и несся так, что травы по сторонам казались гладкими. И топот копыт, и топот копыт!
На вершине холма он резко осадил коня и развернулся. Издали и чуть снизу к нему крупной козявкой медленно приблизился его напарник.
— Фу! Еле догнал! — признался красноармеец и сполз с коня.
— Ты меня не догнал. Это я тебя дождался, — безжалостно поставил все на свои места Хамит и, посмотрев вверх, резко сбросил с плеча карабин: — Видишь там, вверху? Подстрели его! — и протянул красноармейцу карабин.
Красноармеец тоже посмотрел вверх. В небесах, недвижно вися над степью, орел ожидал земную добычу.
— Уж как-нибудь из своей, — красноармеец, не торопясь, взял свою винтовку, основательно прицелился и выстрелил.
Орел не видел выстрела, не слышал выстрела, не чувствовал выстрела. Орел плавно висел над степью.
— Запыхался после гонки, — виновато объяснил свой промах красноармеец.
Не говоря ни слова, Хамит вскинул карабин. Раздался выстрел. Рваной тряпкой падал орел с высоты. Проводив глазами до земли то, что совсем недавно было гордой птицей, Хамит, отчетливо выговаривая каждое слово, сказал:
— Слушайте мой приказ, товарищ красноармеец, — немедленно отправляйтесь назад. Прибыв к начальнику политбюро товарищу Крумину, доложите, что я в ауле хромого Акана.
— Так как же, командир... — начал было красноармеец.
— Приказ понятен? — перебил его Хамит.
— Понятен.
— Действуйте, товарищ красноармеец.
Не мчался, не несся, не скакал. Сейчас он летел. Освобожденный от ответственности за других, он был счастлив. Он был один в своей степи. Полет продолжался долго.
Потом он упал в траву. Он нюхал ее, жадно рвал ее зубами, катался по ней.
Затих. Лежал, широко раскинув руки, — отдыхал. И конь отдыхал неподалеку: хрупал травой, шевеля нежными губами, вздыхал, мирно звенел уздечкой.
Встав, Хамит подошел к коню. Закидывая поводья, заглянул в лошадиные глаза. Конь смотрел на него ласково и грустно.
— Мы поймаем Кудре, горбоносый, — пообещал коню Хамит. — Мы поймаем его. Ты и я. Потому что наше дело справедливое. — И крикнул степи: — Я хозяин здесь! Слышишь, степь?!
В ответ издали грянул гром, а рядом просвистела пуля. Хамит упал. Мгновенье полежав, он осторожно нащупал валявшийся рядом карабин и стал отползать от коня. Спрятавшись за чуть приметной кочкой, осмотрелся. Стрелять могли только с холма, господствовавшего над местностью. Но там все было в неподвижности. Хамит смотрел до боли в глазах, но ничто не шевельнулось на холме. Тогда он тихим свистом подозвал коня.
Хамит скакал к холму, часто и резко меняя направление движения и скорость. Добравшись до вершины, он скатился с седла и замер с карабином в руках, готовым к выстрелу. Никого не было на холме, и Хамит поднялся. Громадная степь лежала перед ним. Громадная пустынная степь.
Поздним вечером он остановил коня у юрты Акана. У коновязи присел несколько раз — размял ноги. И откинул кошму. Одинокий старик пил чай.
— Здесь плакал Сейсембаев, — утверждая, вспомнил вслух Хамит.
Акан поднял на него глаза.
— Садись. Будешь моим гостем, Хамит.
Хамит сел и принял чашку из рук старика. Они пили чай долго и нежно, наслаждаясь и обильно потея.
— Недалеко от твоего аула в меня стреляли, Акан, — тихо сказал Хамит.
— Сейчас стреляют всюду, — равнодушно ответил старик. Он не смотрел на Хамита. Он заглядывал в себя, ощущая поселившуюся в нем старость.
— А почему стреляют, Акан?
— Людям всегда хотелось стрелять. Вот и стреляют.
— Значит, люди хотят убивать?
— Люди хотят властвовать.
— Каждый?
— Каждый.
— И ты?
— Когда я хотел, я властвовал.
— А теперь?
— А теперь я — старик, и близкая смерть властвует надо мной.
— Где твое богатство, Акан?
— Мне уже ничего не надо. Я все роздал.
— Где твои люди, Акан?
— Исчезли с моим добром.
Поблагодарив поклоном за чай, Хамит встал. Кряхтя, поднялся и Акан:
— Ты уходишь, Хамит?
— Нет. Просто я больше не хочу разговаривать с тобой, как гость с хозяином.
— Будешь допрашивать меня?
— Буду задавать вопросы.
— А что же ты делал до сих пор?
— Я вел с тобой беседу. Но пока я слышу, как вопросы задаешь ты.
— Я умолкаю.
— Нет. Мне надо, чтобы ты говорил, — Хамит глубоко вздохнул и оглядел юрту. Богатые ковры, драгоценная посуда, редкостное оружие по стенам. — Ты был в алаш-орде.
— Всякий, кто хотел счастья казахам, был в алаш-орде.
— А большевики?
— Большевики хотели счастья человечеству.
— Ты играешь словами, старик. Счастливо человечество — счастлив казах.
— Счастье недостижимо. Только это я понял к концу своих дней, — Акан жалеючи посмотрел на Хамита. — Теперь я никому не желаю счастья. Я хочу покоя. Себе. Я стар. Я устал. И поэтому сейчас я очень хочу сесть.
— Садись.
— Ты стоишь.
Хамит был вынужден сесть. Сел и Акан, подтянув хромую ногу под себя.
— Ты никак не решишься задать мне главный вопрос, Хамит. Но я знаю, о чем он, и отвечу тебе. Да, десять лет тому назад у меня был барымтач Кудре. Он был удачлив, бесстрашен, силен и, угоняя;скот у моих соперников, тешил мое тщеславное сердце. Но это было давно. Тигр покинул клетку. Тигр охотится сам по себе. И, как всякий дикий зверь, в любую минуту может разорвать своего бывшего хозяина. Я ничем не могу тебе помочь, Хамит.
