Допросить ее требовалось лишь после вскрытия и только в том случае, если смерть была неестественной. Насчет смерти естественной с ней уже говорили раньше Но о чем ее допрашивать? Да ведь был я у нее сегодня..
Висячина встретила меня… Нет, не с любопытством, даже не с настороженностью, а почти с испугом. Ее взгляд как бы спрашивал: «Как он там?» Видимо, в нашем мозгу есть какие-то центры, командующие бездумным движением тела: я прошелся по ее сельскому дому, зыркая во все углы. Чуть было под кровать не заглянул. Чего я искал, вернее, кого?
Валентина Васильевна ждала моих слов. А у меня вертелись вопросы типа «Мужа не видели?» или «Супруг не заходил?»
- Садитесь, - предложила она.
- Давно могилу посещали?
- С неделю назад.
- Ну, и как она?
- Кто?
- Могила.
- Пока никак. Денег на обустройство нет.
- Ничего не заметили?
- Где?
- На могиле.
- А что на ней?
Я не решался спросить прямо, где ее муж. Испугается или посчитает меня за идиота. Видимо, зря, потому что уже сегодня к вечеру весь поселок будет в курсе. Я пошел с другой стороны:
- Валентина Васильевна, на похоронах вы, конечно, присутствовали?
- Хоть и пил, но не чужой.
- Как его хоронили?
- Как всех, по обычаю.
- Ничего странного не было?
Казалось бы, ответ должен быть скорый и однозначный. А женщина задумалась. Я ждал. Она вздохнула:
- Пустяк, ни к чему…
- Что?
- Дед Никифор поставил в гроб, в ноги, бутылку водки. Так и похоронили.
Нет, не пустяк. Моя голова заработала, уловив проблеск, - в могилу полезли местные пьяницы за водкой. Допустим… Но зачем они взяли труп и куда его дели? Я расспросил, где живет дед Никифор и как к нему пройти. Висячина предупредила:
- Ему под семьдесят.
Поселок Фруктовый, как и все поселения области, представлял собой смесь деревни с городом. Избы, дачные домики и новоявленные коттеджи. Поселок рассекала одна широкая и привольная улица, видимо, оставшаяся от времен, когда гоняли стада. Все остальные строения беспорядочно расположились по обе стороны.
Нужный домик я нашел по самому деду, выходившему из калитки. Представившись, я выразил желание побеседовать. Дед ответил твердо:
- Завтра или когда хочешь.
- А сегодня?
- Сегодня пенсия, иду получать.
- Я подожду.
- А потом фестиваль.
- Где?
- На бережку со стариками будем принимать, кто сколько потянет.
Небольшой, крепенький, лысый, но с лицом, заросшим белесыми волосами: ничего не видно, кроме носа и глаз, моргавших спрятанно. По-моему, пьющие делятся на тех, которые умирают от водки в молодости, и тех, которые дубеют и живут до глубокой старости.
Отправляясь за пенсией, дед Никифор меня предупредил:
- Большие неприятности ждут тебя, парень.
- Это почему же?
- Могилы тревожить грех. Покойников будить нельзя.
Он поковылял по улице-проспекту. Вослед хотелось сказать, что покойника разбудили до меня, и так энергично, что тот ушел.
Я был в замешательстве; какое там в замешательстве - не знал, что делать. Успокоиться, не торопиться, поразмышлять… Как размышлять, когда мое сознание стало каким-то клочковатым, вроде разодранного ватного одеяла? Надо по порядку.
Прежде всего, у меня не было законного основания для следственных действий. Нужно возбудить уголовное дело. Но не по анонимке же? Я схватил кодекс, старый, шестидесятого года. О пропаже трупов ничего не говорилось. Пришлось использовать самую близкую и самую краткую: надругательство над могилой. Кто надругался- то - покойник, который пропал? Затем я посетил врача, который выезжал к Висячину на дом и констатировал факт смерти. По отсутствию дыхания и сердцебиения. По третьему признаку, биотокам мозга, не проверялся. Мои вопросы врача удивили, потому что у него в смерти Висячина никаких сомнений не было. Потом и я удивился: покойного не вскрывали по настоянию жены. Удивило и насторожило: этот факт подходил к анонимке, как ключ к своему замку. Значит, жена.
Я наметил допросить жену и деда Никифора, но сперва решил посоветоваться с начальником…
Филипп Иванович выслушал меня с непрофессиональным интересом. Я ждал совета, и он его дал:
- Сергей, главное - не насмешить.
- Кого? - оторопел я.
- Районные прокуратуры. Начнут судачить: мол, у следователя Рябинина труп сбежал.
Я молчал, потому что под таким углом эту историю не рассматривал. И что смешного? Будто трупы не теряются. В прокуратуре Глуховского района угнали машину вместе с телом охотника, привезенным из леса.
- Надо искать, - заметил начальник.
- Кого? - повторился я.
- Тело.
Я уж не стал спрашивать, где и как. Выпущенных норок искали школьники. Дать задание уголовному розыску: прошу, мол, найти труп гражданина Висячина, сбежавшего из могилы?
- Версии есть? - спросил Филипп Иванович.
- Нет, - признался, я.
- А если летаргический сон? Так сказать, похоронили заживо.
- И он вылез?
- По пьяни все возможно.
Начальник следственного отдела, не улыбаясь, пристально разглядывал мое лицо, словно я порол глупости, а не он. Пришлось сидеть не шевелясь и ждать, что он там высмотрел.
- Сергей, у тебя температура? Красные пятна на щеках…
- Горло болит. В поселке попил колодезной водицы.
Начальник поморщился: не любил он болеющих следователей. Хорошо, на ногах перенесет. А как сляжет на неделю? Кому отдавать его дела, у которых сроки подпирают?
- Филипп Иваныч, думаю, сперва отыскать автора анонимки…
Я ждал не реакции на мой план, а его совета, как руководителя следственного отдела прокуратуры области. Филипп Иванович замялся, именно: хотел сказать, но что-то ему мешало. Работает много лет, и наверняка в его практике бывали эпизоды и похлеще.
- Сергей, ты в Бога веришь?
Я пожал плечами. Вопрос не для тех лет: в шестидесятые-семидесятые не верили ни в Бога, ни в коммунизм, но верили в социализм.
- Вы спрашиваете, потому что я беспартийный?
- А в черта веришь?
- А как же? - начал я распаляться из-за никчемности разговора.
- Согласись, Рябинин, что от этого случая попахивает мистикой.
Казалось бы, разговор с начальством стимулирует. Мне же в сознание вонзилось нечто, похожее на рыболовный крючок. Слова Филиппа Ивановича о черте соединились со словами деда Никифора. Его предупреждение…
Я подскочил к шкафу с бланками протоколов и распахнул. На внутренней стороне дверцы висело зеркальце - для бритья после дежурства. Ошибся начальник: не пятна розовые, а все лицо порозовело. Видимо, небольшая температура.
