Речка была неглубокая, но быстрая, с каменистым дном. Нарушитель прошел вниз по течению с полкилометра, перебрался на другой берег, миновал луг и вышел на дорогу, которая вела через поле к синеющему вдали лесу.
За Смолиным спешили товарищи. Одежда у всех намокла, в сапоги набралась вода, бежать стало тяжело...
Впереди показалась развилка дорог. Не успел Смолин прикинуть, по какой из них мог направиться нарушитель, как собака вдруг остановилась, зло фыркнула и затрясла головой, будто хотела освободиться от чего-то очень ей неприятного. Потом отошла в сторону, села на задние лапы, виновато уставилась на Смолина.
— Ищи, Аргон, ищи!
Собака не сдвинулась с места, только взвизгнула и задрожала.
«Не иначе, как посыпал чем-то», — решил Смолин. Припал к земле, втянул в себя воздух, но, кроме теплого смолистого запаха асфальта, ничего не почувствовал. Пружинистым рывком вскочил и дернул за поводок.
— Аргон, за мной?
Не впервые встречался Смолин с подобными уловками нарушителей и знал, что надо делать в таких случаях. Он свернул с дороги и обочиной побежал вперед. Пробежав метров сто, а может, и больше, снова пустил собаку на дорогу. Та осторожно раз, другой ткнулась носом в землю и натянула поводок.
И вдруг — новое препятствие: на развилке дорог Аргон опять заметался. Он бросался то на одну дорогу, то на другую. Создавалось впечатление, что нарушитель раздвоился, что он пошел одновременно по обеим дорогам.
— Может, их и в самом деле двое? — вопросительно уставившись на старшину, неуверенно произнес Бурдин.
Смолин не ответил. Его плотно сжатые губы, сведенные к переносице брови свидетельствовали о напряженной работе мысли.
— Да-а, стреляный волк, — как бы продолжая рассуждать вслух, проговорил он наконец. Велел солдатам пока не трогаться с места, а сам с помощью Аргона начал осматривать развилку дорог.
Что же оказалось? Нарушитель сначала прошел по одной дороге, потом вернулся обратно на развилку и встал на дорогу, ведущую в лес.
Теперь пограничники снова бежали через лес. Шел седьмой час погони. Солнце уже начало клониться к закату. Смолин заметил это по удлинившимся теням. Своей и Аргона. И деревьев — там, где лес подступал ближе к дороге.
Из всего состава наряда один только Бурдин бежал рядом со Смолиным, остальные отстали. Но и Бурдин уже выбивался из сил. А собака все настойчивее рвалась вперед: первый признак, что нарушитель где-то близко.
Смолин на бегу размотал поводок и бросил конец Бурдину.
— Держи.
Аргон с хрипом дернулся назад, вскидывая передние лапы. Зло ощерился на Смолина. Дескать, ты что — с ума сошел?
Старшина рванул на себя Бурдина, ошейник на собаке ослабел, и она снова устремилась вперед.
Лес расступился. На небольшой прогалине пограничники увидели хутор. Всего два дома. Из-за одного из них, когда Смолин и Бурдин выскочили на прогалину, выбежал человек и бросился в направлении к лесу.
Смолин метнулся к ближнему дому, Бурдин за ним. Едва они успели проскочить, как вечернюю тишину вспорола автоматная очередь.
— Я прикрою тебя, — спокойно, в своей обычной неторопливой манере сказал Смолин Бурдину, — а ты беги к тому дому и заходи нарушителю слева. — Взглянул на побледневшее лицо солдата, спросил: — Не боишься?
Бурдин неопределенно повел плечами.
— Не бойся, — чуть улыбнулся Смолин, — в случае чего — стреляй поверх головы. Нам надо живым взять его. Понял? Давай!
Вначале все шло хорошо — так, как и предполагал Смолин. Он выглянул из-за угла дома, и нарушитель выпустил по нему очередь. Смолин забежал за другой угол и прошелся из автомата по сосне, чуть повыше того места, где лежал диверсант, а Бурдин тем временем успел перебежать ко второму дому. Теперь Бурдин прижал к земле диверсанта, а Смолин сделал перебежку и оказался в какой-то канаве. Нарушитель был почти рядом.
Бурдину надо было чуточку подождать или совсем не выходить из-за укрытия — держать нарушителя под огнем, пока Смолин не подберется к нему вплотную. Но он выскочил в тот момент, когда старшина только падал в канаву, и... с размаху налетел грудью на что-то острое, непреодолимое... Стрелять Смолину было уже поздно и он, отпустив поводок собаки, крикнул:
— Фас!
Аргон молнией налетел на нарушителя, но тот успел вскочить и сильным ударом ноги отшвырнул от себя собаку. Автомат, однако, не удержал. Он выскользнул у него из рук, лязгнув о сосну...
— Я до сих пор не могу отчетливо себе представить, что произошло дальше, — не раз признавался Смолин. — Меня словно выбросило из канавы. Я забыл про автомат, про пистолет, который был у меня на боку. Помню только его глаза — белесые и круглые. Они надвигались на меня, как фары, готовые лопнуть не то от страха, не то от злости. И еще хорошо помню дуло пистолета, наведенное мне в лоб. Почему он не выстрелил, не знаю. Я прыгнул на него, сбил с ног и вцепился ему в горло. Каким образом он успел выхватить гранату, тоже не знаю, а увидел ее в тот момент, когда он зубами выдернул чеку. Я ударил его по руке, граната вылетела, раздался взрыв. Нас оглушило, но ни меня, ни его даже не царапнуло. Сколько мы еще катались клубком по земле — не могу сказать. Когда подбежали солдаты, он начал тянуться зубами к воротнику своей рубашки — ампулу хотел раздавить. Я ему не дал этого сделать.
Со старшиной Александром Смолиным я знаком давно. Человек он в погранвойсках известный. После Никиты Федоровича Карацупы, который удостоен звания Героя Советского Союза, Смолин, пожалуй, самый знатный следопыт границы. Я много о нем слышал, а познакомился с ним в Москве на совещании отличников пограничной службы. Встречались мы и на границе.
Недавно мне пришлось несколько дней прожить на одной из застав. Однажды, возвратившись с участка, я узнал, что приехал Смолин.
— В Ленинской комнате. Беседует с личным составом, — уважительным тоном сообщил капитан.
Смолин сидел посредине комнаты в плотном кольце солдат. Коренастый, собранный, с добрым отцовским лицом, с которого, как всегда, не сходила располагающая к себе улыбка. У него прямые, зачесанные назад волосы, в которых уже проглядывали серебряные нити. Под густыми нависшими бровями прятались внимательные, немного усталые глаза. Облокотившись на спинку стула, он неторопливо, ровным голосом рассказывал:
— С Аргоном мы много нарушителей задержали. Но однажды он нагнал на меня страху...
Александр Николаевич прищурил глаза, вспоминая что-то, хитро улыбнулся. Солдаты нетерпеливо заерзали на стульях, плотнее придвинулись к старшине.
— Гонялись мы за нарушителем всю ночь, — продолжал Смолин. — На рассвете Аргон привел к одинокому сараю в лесу, доверху набитому сеном. Смотрит куда-то под крышу и нетерпеливо повизгивает — там, значит. Подсадил я его, и он тут же исчез на сеновале. Жду минуту. Другую — не возвращается и ничем не дает о себе знать. Зову: «Аргон, Аргон!» — не откликается. Лезу на сеновал. Присветил фонарем. Думаю, ударит нарушитель по руке, черт с ней, с рукой, зато себя выдаст.
