Мать приготовила передачу — несколько кусков черного хлеба, поджаренного на смальце. Когда я подошел к воротам тюрьмы, стражник попытался прогнать меня. Я показал ему пропуск. Он прочел его и нажал кнопку звонка. В волчке появилась половина лица охранника. Он сказал что-то по-немецки. Я протянул пропуск. Минуту спустя калитка в тюремных воротах распахнулась, и голос из темноты приказал мне войти. Меня охватило жутковатое чувство. Мне казалось, что я попал в клетку и дверца ее захлопнулась. Ощущение это еще больше усиливали решетки на окнах тюремных корпусов.
Охранник, стоявший у ворот, передал меня другому. Тот смерил меня презрительным взглядом и повел к зданию, в котором мне предстояло встретиться с отцом. В небольшом зале, перегороженном толстой железной решеткой, я с волнением ждал встречи.
Через пятнадцать минут дверь за решеткой открылась. Вошел заключенный в серой тюремной одежде и, постукивая деревяшками на ногах, направился к решетке. За ним двигался охранник.
Сердце мое мучительно сжалось, горло перехватило, руки дрожали. Этим заключенным был мой отец. Как разительно он отличался от того человека, чей образ хранила моя память. Исчезли куда-то его сухость, ясный взгляд и легкость движений, которой я так завидовал в детстве и которой так старательно пытался подражать когда-то.
Отец, стоявший теперь передо мной, вызывал чувство жалости. Он был так худ и бледен, что казался прозрачным. На лице были следы побоев. В глазах притаился страх.
Отец подошел к решетке.
— Стах…
— Папа…
Он остановился взглядом на пакетике, который я держал.
— Есть хлеб?
Я развернул пакет и подал ему кусок хлеба. Он судорожно вцепился в него и принялся жадно есть.
Стоявший до этого в стороне охранник одним прыжком очутился рядом с ним. Одной рукой он схватил отца за горло, а другой вырвал хлеб. На нас с отцом обрушился поток грязной ругани. Охранник заорал, что свидание закончено, и изо всей силы оттолкнул отца от решетки. Отец упал и не мог подняться. Охранник схватил его за воротник и выволок из зала. Бессильный помочь отцу, я только молча смотрел ему вслед.
Дома я несколько в ином свете представил это свидание. Мне не хотелось добавлять страданий семье.
Вскоре отец погиб в Освенциме. В официальном извещении о смерти лаконично сообщалось, что он умер из-за болезни сердца и тело его кремировано.
Как он погиб, я мог представить без особого труда. Я ведь знал, в каких условиях жили люди за оградой из колючей проволоки. Свежо было в памяти мое однодневное пребывание в Освенциме, когда эта гигантская фабрика смерти еще только начинала свою мрачную работу.
Для строительства этого места казни народов всей Европы немцы, помимо пленных, использовали людей, проживавших в окрестностях Освенцима. Владельцам лошадей и телег было приказано явиться к старостам. Вместо отца поехал я вместе с соседом Францишеком Дудеком.
Этот один-единственный день, проведенный на территории лагеря, врезался навсегда в мою память.
Гитлеровцы повсеместно проводили германизацию различных районов, включенных в состав «третьей империи». Формально в Силезии поляков осталось мало. Однако эти «новые граждане империи» доставляли оккупантам немало хлопот и разочарований. В немецких отчетах о них говорилось, что ряды Сопротивления постоянно пополняются.
И население Силезии, Домбровского бассейна и районов Краковского воеводства, сохраняя видимость покорности, боролось с оккупантами всеми доступными средствами. Широкое распространение получило пассивное сопротивление и промышленный саботаж. Производительность труда на предприятиях резко упала, инструменты и оборудование изнашивались гораздо быстрее, повысился расход горючего. На железной дороге возросло число столкновений поездов, вагоны с военными грузами неделями простаивали в каких-нибудь тупиках или «по ошибке» отправлялись обратно в Германию вместо того, чтобы следовать на восток.
С самых первых дней оккупации начали появляться конспиративные группы и организации различных политических направлений. Из левых организаций наиболее активными были «Кружок друзей Советского Союза» и «Общество друзей СССР», «Друзья Советского Союза» и «Революционное движение Сопротивления». Многочисленными были также группы «Серпа и молота». Помимо перечисленных, было много других, не всегда имевших названия местных левых группировок. В первые же месяцы 1940 года по инициативе Павла Деды в Хжанове была организована группа из нескольких человек, которая, сохраняя традиционные формы организации КПП, поставила перед собой задачу установить контакт со всеми бывшими активистами партии и проводить так называемый тихий саботаж на производстве. Среди членов группы были Францишек Венцлавек, Ян Дудек и Петр Хжонсцик. В том же самом году возникли и другие группы в Либёнже, Явожно, Плазе, Боленцине, Погожице, с деятельностью которых были связаны имена Томаша Барановского, Станислава Трача, Юзефа и Людвика Трыбусей, Яна Леся, Эугениуша Трепы и Эдварда Цекеры.
После роспуска КПП в 1938 году коммунистическое движение в Польше оказалось раздробленным. Это затруднило выработку единой программы борьбы с оккупантами.
В кругах бывших членов Коммунистической и Социалистической партий Польши царило убеждение, что необходимо вести борьбу с фашизмом. Призыв этот был, конечно, не нов, но новыми были условия, в которых приходилось теперь вести борьбу на польской земле.
Несмотря на то, что Красной Армии приходилось вести тяжелые оборонительные бои, мало кто верил в возможность победы Германии над СССР. Придумывались самые различные аргументы. Вспоминали о Наполеоне, об огромных просторах страны, о суровых зимах и храбрости советских солдат. Каждый придумывал себе утешения, какие только мог. Жилось тяжело. Немцы крикливо праздновали свои победы и со дня на день дожидались вестей о взятии Москвы. В те дни поляки поддерживали себя слухами, сплетнями, различными пророчествами — всем тем, что могло хоть как-нибудь утешить их, позволить забыть жестокую действительность. Но вот прошло несколько месяцев, и немецкое наступление увязло под Москвой — и люди увидели в этом новое неопровержимое доказательство своих предчувствий, что, в свою очередь, подняло новую волну оптимизма и веры в победу.
Первые месяцы 1942 года были для польских коммунистов и деятелей левых группировок поворотным моментом огромного значения. Была создана Польская рабочая партия.
Приблизительно в последних числах января в Домбровский бассейн прибыл член инициативной группы, представитель Центрального Комитета ППР Роман Слива — «Вебер», который после налаживания контактов с коммунистами, действовавшими в рамках прежних нелегальных объединений, приступил к созданию единой политической организации — Польской рабочей партии.
