Запихнув бухгалтерские книги обратно в сейф, он захлопнул дверцу, подвинул камин на его обычное место. Раскурил сигару, хлебнул из стакана виски и зашагал по мягкому ковру.
Пошагав из угла в угол несколько минут, он потушил сигару, растянулся на кушетке и смежил глаза. Он не спал почти тридцать часов кряду, и усталость взяла наконец верх.
Не прошло и часа, как его разбудила жена.
— Шел бы в спальню, дорогой, — сказала она, разглаживая морщины у него на лбу.
— Который час? — спросил он.
— Четыре утра.
Мими было тридцать лет, удивительно грациозная африканка, уроженка Момбасы. Аль Хаджи познакомился с ней, отдыхая на побережье Индийского океана. Они повенчались, как только завершилось строительство роскошной виллы «Апельсиновая усадьба».
Их совместная жизнь не была безоблачной. Он был, что называется, крепкий орешек, тертый калач. Она же отличалась душевной мягкостью и не одобряла его махинаций. Впрочем, ей хватало здравого смысла не навязывать ему своего мнения. Он, в свою очередь, отдавая должное ее вкусу и такту, не посягал на ее привилегии хозяйки дома. Когда момбасский кадхи в спешке обручил их, оба дали обет следовать в супружеской жизни африканским обычаям. Ей не полагалось присутствовать при деловых встречах, заговаривать с мужем первой и отвлекать его от работы.
Аль Хаджи, достиг многого, но в его положении необходимо вникать во все, никому не верить на слово. Измена или оплошность подчиненного могли стоить ему не только свободы, но и жизни.
Протянув руку, он коснулся щеки жены.
— Иди ложись, — мягко сказал он.
Прозрачная ночная рубашка обнажала ее прелести, ни один мужчина не остался бы к ним равнодушным.
— Не пойду без тебя. Одной мне не спится.
— Прими снотворное.
Она гладила его по лицу, пробегая пальцами по бровям, черной щетке усов над верхней губой.
— Пойдем, Эл.
— Господи! Разве ты не видишь — я работаю!
Мими съежилась, точно от удара.
Он поднялся и сказал устало:
— И впрямь спать пора.
За окном уже кричали петухи. Обвив рукой ее теплый стан, он повел Мими наверх, в спальню. Едва добравшись до постели, он отвернулся к стене и закрыл глаза.
Уже засыпая, Аль Хаджи услышал, как Мими всхлипывает. Однако у него не было ни душевных, ни физических сил утешать ее. «Завтра», — сказал он себе...
Пока Аль Хаджи спал, империи Делори готовился сокрушительный удар. Его собирались нанести двое мужчин, черный и белый. В ранний предутренний час они приближались к цели в бело-зеленом «лендровере» с двумя ведущими мостами, оборудованном мощным радиопередатчиком.
За рулем сидел европеец — Фрэнк Вэркелл. Он искусно выписывал крутые виражи на ухабистой дороге. В тусклом свечении лампочек на приборном щитке было видно, что его обветренное бородатое лицо напряжено. Серые глаза не мигая всматривались в узкую полоску земли, выбегающую из высокой травы и исчезающую под колесами. Он был среднего роста, довольно плотный, шевелюра и борода за долгие годы, проведенные в жарком тропическом климате, выгорели до цвета саванны в сухой сезон.
Кенийцу Джону Кимати, как и его напарнику, было под тридцать. Серьезное бритое лицо, большой квадратный лоб. Огромные карие глаза точно буравили собеседника, даже Фрэнк иногда поеживался под их взглядом.
«Лендровер», не сбавляя скорости, проскочил резкий поворот, и дорога перед ним вытянулась в прямую линию.
— Гаси, свет, — сказал Кимати, — переходи на подфарники.
Фрэнк так и сделал; они проехали еще несколько километров в темноте.
— Притормози, — скомандовал кениец. — Сейчас свернем направо... вот здесь.
Съехав с проселка, «лендровер» затрясся по едва различимой тропе. Они проехали метров сто, и Кимати велел остановиться.
— Выключи подфарники.
Фрэнк не задавал вопросов. Из ящичка на приборном щитке Кимати извлек планшет с крупномасштабной картой заповедника, развернул ее на колене. Фрэнк светил ему карманным фонариком. Они уточнили маршрут к цели, отмеченной красным крестиком к юго-востоку от болота Тива.
— Пока все идет по плану, — заметил Фрэнсис Бэркелл. Кимати кивнул. У него были кое-какие сомнения, но он не счел уместным высказывать их теперь — нервы у обоих и без того натянуты до предела,
— Отсюда тропа все время идет под уклон, — сказал он. — Свет фар будет виден за много миль. Придется дожидаться рассвета.
Он достал пачку сигарет, оба закурили.
— Жаль, я кофе не захватил, — вздохнул Кимати.
— Ты же не предупредил, что мы отправляемся к черту на куличики.
Они сидели, погрузившись в свои мысли, а в саванне тем временем совершалось волшебство. Темень, окутывающая африканскую степь, тает на глазах, постепенно и в то же время стремительно; минуту спустя уже трудно вспомнить, как все это выглядело в ночном мраке.
Фрэнсис Бэркелл думал о жене. Несколько месяцев назад Паула оставила его и вернулась к родителям в Англию.
Джон Кимати вспоминал свою возлюбленную. София наотрез отказалась покинуть родительский кров и стать его женой.
Мужчины давно работали в саванне вместе, и довольно часто их мысли совпадали, они понимали друг друга без слов.
Едва оранжевый свет зари окрасил восточный край неба, «лендровер» покатил вперед. Было еще довольно сумрачно, однако окружающие предметы уже обрели четкие очертания. Тропа представляла собой заброшенную колесную колею. К ней со всех сторон подступала саванна: сухие пучки травы, скопища плосковерхих терновых деревьев. Тропа, становясь каменистее, все круче сбегала вниз. Фрэнк выключил зажигание, и последний километр они ехали под гору по инерции, пока, наконец, Кимати не велел остановиться.
Часы показывали шесть тридцать. Солнце еще не разогнало дымки в горах Дака, но стало уже совсем светло. Они выпрыгнули из кабины, чтобы размяться.
Кимати залез на капот «лендровера», выпрямился во весь рост и посмотрел на север поверх терновников. Метрах в пятистах от них над кронами деревьев, лениво завиваясь в кольца в неподвижном утреннем воздухе, поднимался дымок.
Он спрыгнул на землю и удовлетворенно кивнул Фрэнку. Оба были в пропыленной егерской форме защитного цвета, на плетеных поясах — охотничьи ножи, ноги обуты в крепкие парусиновые сапоги. Они достали с полки, расположенной позади сиденья, зачехленные крупнокалиберные автоматы, расстегнув "молнии», сняли чехлы, сунули за пояс по паре запасных магазинов.
Фрэнк проверил затвор. Кимати тем временем включил радио — американский военный передатчик, рассчитанный на работу в самых суровых климатических условиях. Динамик заверещал, и Кимати нажал на передающую клавишу.
