даже револьверы; есть и нарезные ружья новейшего образца, и видно, что пользоваться ими они умеют. Если цивилизация их чему-то и научила, то лишь тому, как убивать.
Они движутся не толпой и не грудой, но строем по двое. Индейцы прерий и пампасов давно усвоили военную тактику своих бледнолицых врагов, их кавалерийский строй, и применяют его. Но нигде не делают этого так успешно и умело, как в северных штатах Мексики: Тамаулипас, Чивава и Сонора, где команчи, навахо и апачи боевым строем нападают на своих бледнолицых соперников и рассеивают их, как мякину. Индийская цепочка – обычный синоним строя, когда всадники выстраиваются цепочкой один за другим, – давно оставлена этими трансатлантическими кентаврами; к своему прежнему строю они возвращаются там, где это позволяют природные условия.
На просторной равнине, где сейчас находится отряд апачей, есть такие условия; индейцы могли бы двигаться свой прежней вытянутой цепочкой; однако теперь их больше двухсот, и они предпочитают строй парами. В отличие от шахтеров, которые три дня шли по безводной пустыне, индейцы хорошо знают местность, знают все ручьи и источники и поэтому не страдали от отсутствия воды. И сейчас не страдают, потому что их маршрут проходит вдоль ручья – маленькой речки, которая, несмотря на продолжающуюся засуху, по-прежнему течет в своем русле. Это приток реки Рио Сан Мигель, которую местные жители называют Хоркаситас; индейцы движутся на юг вдоль этого притока, и жажда им не грозит.
На закате они видят Серро Пертидо. Им это название неизвестно, они называют эту гору Научампатепетл. Это обстоятельство указывает на сходство языка индейцев северной Мексики и ацтеков юга. На языке ацтеков одна вершина в горах Пероте называется Кофре, синоним слова «Нанчемпа», означающего ларец или сундук. Гора Серро Пертидо, видимая с определенного угла, очень похожа на сундук и на гору на юге.
Но отряд краснокожих не думает ни о филологии, ни об этнографии; мысли их заняты совсем другим: грабежами и убийствами. Потому что они совершают набег, их цель – поселения вдоль Хоркаситаса.
Однако сейчас при виде горы их занимает другой вопрос: возможно ли и благоразумно ли продолжать движение, не останавливаясь на ночь. Некоторые говорят да, но большинство нет. До горы еще больше двадцати миль, хотя кажется, что только десять. В разреженной атмосфере плоскогорий Соноры расстояния обманчивы, как и говорил Педро Висенте. Но местные обитатели, и прежде всего аборигены, это хорошо знают и действуют соответственно. К тому же койотеро, как и гамбусино, бывали в этой местности и знают каждый ее фут. Так что при обсуждении говорят только о состоянии лошадей. С утра они проделали больше пятидесяти миль, и лошади устали; еще двадцать миль могут их убить. А двадцать миль до Научампатепетла они проделают завтра еще до полудня.
Обсуждение продолжается, и заканчивает его индеец с описанным гербом на груди; он спешивается и вколачивает колышек, чтобы привязать лошадь. Его пример обладает силой приказа, все остальные следуют ему; образуется лагерь. Делается это просто: лошадей привязывают и снимают с них упряжь. Потом собирают сухие ветки и разжигают костры – не для тепла, а для приготовления еды. Нужно забить эту еду: индейцы ведут с собой запас продовольствия. Это несколько запасных лошадей, которых гонят вместе со всей кавалькадой. Ножом одной из них перерезают горло, потоком выпуская кровь, и лошадь падает мертвая. Ее свежуют и разрубают на части, куски накалывают на палки и держат над огнем.
У гиппофагов [Так древние греки называли скифов, употребляющих в еду конину] есть в изобилии и растительные продукты: семена шишек piñon [Американский кедр] и бобы с дерева альгаробия; те и другие деревья растут поблизости. Собирают достаточное количество тех и других и поджаривают на кострах. Получается отличный гарнир к конине.
Есть и фрукты. Индейцы собрали плоды нескольких видов кактусов, лучшие из них – питайя; эти кактусы в высокими прямыми стволами и ветками, как канделябры, окружают лагерь. Так что в пустыне – ведь они находятся в пустыне – индейцы заканчивают ужин десертом. Приготовлено кое-что и на завтрак, еда редкая и необычная, но им знакомая; для одной ветви племени – мескалерос – это основной продукт питания, так что они даже по нему называются. Этот продукт – растение мескаль, разновидность агавы. Едят стебель этого растения, от которого отходят жесткие колючие листья; и лагерь койотеро показывает, как его готовят для еды. Несколько растений срезают у основания, отрубают листья и очищают ствол от коры; остается яйцеобразная растительная масса размером с голову человека или огромную свеклу. Тем временем в земле выкапывают яму, обкладывая ее стороны и дно камнями. Внутрь бросают горячие угли, почти заполняя яму. Делается перерыв, во время которого угли перегорают, становятся пеплом, а камни раскаляются. Мескаль, завернутый в шкуру только что зарезанной лошади, окровавленной стороной вместе с обрывками мяса внутрь, опускают в яму и покрывают землей. Здесь он печется всю ночь, а утром образуется блюдо, от которого на отказался бы и Лукулл.
Койотерос, уверенные в завтрашнем дне, ложатся спать довольные и не выставляют охрану; каждый закутывается в свое одело, постелью им служит голая земля, а пологом – усеянное звездами небо.
В этой ненаселенной и бездорожной местности, где тропы известны только им, они не боятся встретиться с врагом. Они не подозревают, что в двух часа езды от них разбили свой лагерь враги их расы, и их слишком мало, чтобы они могли оказать сопротивление. Если бы знали, все вскочили бы, оседлали лошадей и поскакали к Научампатепетлу.
Глава III
Бег к воде
Тем временем с щелканьем кнутов и криками «Anda!», «Mula maldita!» [Давай! Проклятый мул! (исп.)] шахтеры продвигаются к Потерянной горе. Движутся медленно потому что у животных, измученных долгой жаждой, едва хватает силы, чтобы тащить фургоны. Даже вьючные мулы с трудом идут под грузом.
Глядя на возвышение с того места, где они остановились, шахтеры, как и англичанин, сомневались в оценке расстояния, сделанной проводником. Люди, большую часть жизни проводящие под землей, так же беспомощны, как моряки на берегу, которые знают только внутренности питейных заведений. Поэтому их сомнения в словах Висенте естественны. Но мулы и погонщики знают больше, и они понимают, что гамбусино говорил правду.
Достаточно одного часа, чтобы шахтеры убедились в своей ошибке; через час, хоть они движутся непрерывно и с максимальной доступной для них скоростью, гора кажется такой же далекой, как раньше. А еще через час уменьшение расстояния до горы почти не заметно.
Солнце садится, оно почти у самого горизонта,
