— Выступила, конечно, ты?
— Как ты догадался? Выступила! Главное: привлечь внимание, обосновать необходимость тщательного изучения Скалистого плато, как геологического уникума. Остров, сложенный карбонатными породами, в океане изверженных пород. Как случилось, что раскаленные, расплавленные кислые породы не поглотили известняк, не переплавили его? Я решила оперировать сведениями профессора Шалимова из Ленинградского горного института. Сведения эти касаются древних известняков, встречающихся в слоях вулканических пород на берегу Южного Крыма. Во как! Аналогия налицо, но я сперва тебе растолкую теорию Шалимова, не возражаешь? Бьюсь о заклад, что ты о ней не знаешь.
— Осадочными породами не занимался.
— Ну, тогда слушай. Профессор Шалимов обнаружил известняки на гребне Меласа в Крыму. Среди вулканических пород — целую вереницу глыб. У него сложилось мнение, что когда-то, в геологически объяснимые времена, там был риф. Прибой древнего моря уничтожил его в минувшие геологические эпохи. В одной из глыб профессор обнаружил ископаемую фауну — крупные раковины моллюсков и ветвящиеся стебли коралловых колоний. По фауне определили возраст пород. И к какому выводу пришел Шалимов? На дне древнего моря, занимавшего территорию нынешнего Крыма, образовался исполинский вулкан. Из кратера вытекала лава, постепенно наращивался его конус. Вероятно, вершина находилась близко от поверхности акватории. Море было теплое, тропическое. Когда вулкан прекратил свою деятельность, на вершине подводной горы начали селиться организмы, содержащие карбонатное вещество. Организмы миллионы и миллионы лет умирали, осаждаясь. Их известковистые скелеты постепенно образовали массив. Шалимов предположил, что море мелело, организмы вынуждены были надстраивать свои колонии, ибо могут жить только на малых глубинах, при чистой и теплой воде. Сменялись эпохи, уходили в небытие миллионы лет. Море отступило. Поднялись Крымские горы, вместе с ними поднялся и массив, сложенный известняками. И эти известняки лежат на изверженных породах. Вот так, милый Борис Семенович. Разве нельзя то же самое сказать о нашем Скалистом плато? Картина та же, правда, в доломитизированных известняках трудно найти остатки ископаемой фауны, но — можно, если хорошо постараться. Формирование гор Кавказа продолжается до сих пор. Сама система возникла, видимо, в Юрский период истории земли, около ста двадцати миллионов лет назад. Известняки же гораздо старше. Когда я выступила, Гаев сказал, что мое сообщение тоже представляет интерес и порекомендовал в будущем году приступить к бурению веера скважин с поверхности Скалистого плато, дабы выяснить с полной определенностью, покоится ли плато на ложе из гранитов. Если это так, то вывод Васина о том, что рудное поле ныряет под Скалистое плато вполне логичен и обоснован. И можно ожидать богатые жилы полиметаллических руд в его гранитном основании… Так что мы сегодня убили двух зайцев: получили возможность расширить фронт разведочных работ на «Бачите» и надежду на то, что мы сможем в будущем году приступить к исследованиям Скалистого плато… Но я, вернувшись из Москвы, совершу туда восхождение дня на три.
— Поздравляю тебя и Васина.
— Поздравления будем принимать сегодня вечером в ресторане «Интурист». Игорь Иванович приглашает нас — тебя и меня. Посидим, говорит, музыку послушаем.
— Что же, заманчиво. А не кажется тебе, что частое посещение ресторанов может войти в дурную привычку?
— Ох, кажется, — улыбнулась Дроздова, — но что поделаешь, если приглашает единомышленник? Отказать неудобно… Как продвигается расследование, если не секрет?
— Участковый из Рудничного, Харебов, считает, что преступление совершил не один человек. Я тоже склонен думать так… Один совершал гнусное деяние, другой, убедившись, что человек мертв, похитил документы и вещи. Выходит, тот, второй, находился где-то неподалеку от жертвы и хладнокровно ждал выстрела.
— Борис, я тебя умоляю: возьми меня в помощники! Я же буду в отпуске.
— Лена, не надо об этом говорить. Неужели ты не понимаешь, что такое невозможно?…Смешно.
— Да? — Дроздова направилась к двери. — Кстати, почему ты до сих пор не поднялся на Скалистое плато? До свидания! — Дроздова вышла из кабинета.
Туриев потер лицо ладонями, задумался. Н-да… Характерец. Сколько экспансивности, решительности. Хочет заняться расследованием. Но она права: надо подняться на Скалистое плато, когда дело окончательно прояснится. Несомненно, преступники знают, что ведется следствие, знают, вероятно, и то, что занимается этим Туриев.
Каждое расследование — путь в неведомое. Никогда еще в практике Туриева не было такого, чтобы версия рождалась сразу. Что греха таить, иные следователи с самого начала расследования того или иного преступления, не утруждая себя сопоставлением различных факторов, даже пренебрегая вещественными доказательствами, следуют своему первоначальному плану, по которому подозреваемый заведомо становится обвиняемым. Остается только заполучить от него необходимые для составления обвинительного заключения показания — и дело расследовано.
Разве мало примеров, когда судебное разбирательство заходит в тупик именно из-за того, что предвзято проведено расследование?
Надо быть предельно честным в своем деле…
Борис глянул на часы, занялся работой.
В шестом часу он позвонил Зарову. К телефону долго не подходили. Наконец раздался голос Зарова:
— Слушаю.
— Здравствуйте, Георгий Николаевич. Туриев звонит.
— Да, да. Я только что бросил на сковороду двух сазанчиков, поэтому не подошел сразу к телефону. Был на рыбалке. Приходите, угощу. Ой, горит! Извините! — Заров положил трубку — раздались короткие сигналы.
Борис зашел к Вермишеву, сказал, что идет к Зарову на рыбку. Прокурор удивленно взглянул на него:
— У тебя, видимо, склероз начинается: ты мне утром изложил свой план. Одним из его пунктов является посещение Зарова. Так что можешь идти.
В седьмом часу вечера в трамвае всегда много пассажиров. Тесно, жарко, некуда ставить ноги. Когда Туриев вышел на нужной остановке и глянул на свои туфли, возмутился — затоптаны, покрыты серыми пятнами пыли. Туриев остановился у газетного киоска, вытащил из кармана носовой платок, вытер им туфли, платок бросил в урну. У Бориса была слабость, и он сознавал это: туфли должны быть всегда начищены, а на брюках — безукоризненная складка. Да и вообще все на нем сидело изящно, чуточку даже небрежно.
