Удивление молодого человека было так велико, что он сначала не заметил приписки, гласившей:
«Если не хотите погубить написавшего это письмо, проглотите его».
Пробежав во второй раз бумагу, Генри в точности исполнил совет из постскриптума.
Генри задумался, кто бы мог быть неизвестный, написавший это письмо. Сперва ему пришло на ум, не ловушка ли это со стороны Корвино, пожелавшего воспользоваться его побегом, чтобы убить его? Но разбойник мог его убить и без всякого предлога. Но он, наоборот, желал сохранить жизнь ему до получения окончательного ответа от генерала.
Среди разбойников самым симпатичным казался ему Томассо, менее грубый, чем другие и, казалось, знавший лучшие дни. Но что могло побудить Томассо действовать таким образом?..
Генри пришли на память последние слова письма: «спасите Лючетту Торреани!».
Не должен ли он искать объяснение поведения Томассо в этих словах? Во всяком случае, раздумывать долго было нечего, надо было действовать.
Исполнение плана, конечно, надо было отложить до ночи, после того, как тюремщик принесет ему ужин. Поэтому молодой человек принялся за внимательный осмотр потолка своей темницы. Он наметил уже место, которое легче всего поддавалось бы ножу. Но как достать до потолка? Он вытянул руку во всю длину, оставалось еще около фута.
Он обвел свою темницу безнадежным взглядом — ни камня, ни табурета.
Автор письма не подумал о самом главном. Привести в исполнение задуманный план казалось невозможным.
Но «нужда — мать изобретательности», говорит старая поговорка. Обведя глазами еще раз свою келью, он остановился на хворосте, служившем ему постелью.
Он подумал, что, собрав его в кучу, он может использовать его, как подставку. Чтобы не возбудить подозрений тюремщика, он отложил и эту работу до ночи.
Как только удалился разбойник, принесший ужин, молодой англичанин собрал все ветви в кучу, взобрался на них с ножом в руках и стал работать.
Подгнившее дерево легко уступало остро отточенному ножу, но через некоторое время Генри почувствовал, что подставка под ним рассыпается, и он уже не может достать до потолка.
Он снова собрал все в кучу и снова принялся за работу, стараясь производить как можно меньше шума, зная, что находится под охраной двух часовых.
Куча рассыпалась и во второй раз.
Тогда пленник туго обвязал все ветви своим платьем. Таким образом получилась солидная опора, давшая ему возможность окончить работу.
До сих пор крики пировавших разбойников отвлекали внимание часовых.
Но к полуночи все стихло. Пора было бежать. Надев платье и схватившись за балку, он поднялся на руках и не без труда пролез в пробитое отверстие.
Как он и ожидал, он очутился на чердаке, но без выхода. Ломая себе голову, что делать дальше, он вдруг заметил на полу слабый свет, выходивший из окна без стекол с дряхлой ставней.
Он осторожно просунул голову и увидел, что окно находится на задней стороне дома. Перед ним не видно было ни жилья, ни человека.
На небольшом расстоянии от дома находилась группа деревьев. Если бы ему удалось добраться до этого прикрытия, не возбудив подозрения часовых!.. Надо было выбраться из окна и спуститься на землю.
Ночь была темная, хотя и звездная. Генри не видел земли, но, судя по вышине его темницы, дом был бы невысок, если, конечно, не стоял на утесе. Он вздрогнул при этой мысли, но медлить было нельзя. Он выскользнул из окна и, ухватившись за перекладину, повис в воздухе. Но предательская доска, не выдержав его тяжести, подломилась, и он тяжело рухнул на землю.
Ошеломленный падением, Генри с минуту пролежал без движения в какой-то яме. Это его спасло. Оба сторожа прибежали на шум.
— Я слышал какой-то шум, — проговорил один из них.
— Ты ошибаешься, — сказал другой.
— Клянусь тебе!.. Такой шум, точно упала вязанка хвороста.
— Да это ветер ставней стучит.
— А, правда! И на кой черт эта дрянь здесь!
Успокоенный разбойник повернул обратно в сопровождении своего более доверчивого товарища.
Пленник тем временем выбрался из ямы и спокойно добрался до намеченного прикрытия.
Глава XLIII. ГРАФ ГВАРДИОЛИ
Уже две недели прошло с тех пор, как папские солдаты были расквартированы в деревне Валь д'Орно.
Местные жители из боязни ночных встреч с нежелательными гостями заперлись по домам.
В то же время начальник этого якобы охраняющего отряда сидел в гостиной синдика и рассыпался в любезностях перед его красавицей дочерью.
Разговор, как это обыкновенно бывает, коснулся самой животрепещущей темы, т. е. бандитов.
Лючетта, как всегда, вспомнила о пленном англичанине, о котором уже несколько раз рассказывала капитану.
— Бедняжка, — проговорила вполголоса Лючетта, — я бы очень хотела знать, что с ним сталось. Как ты думаешь, папа, выпустили его на свободу?
— Сомневаюсь, дитя мое. Они выпустят его только после получения выкупа.
— А, как ты думаешь, сколько они хотят?
— Вы, кажется, синьорина, — заметил граф, — сами готовы заплатить за него выкуп?
— О, очень охотно, если бы могла!
— Вы относитесь, кажется, с большим интересом к этому англичанину. Какой-то бедный художник!
— Какой-то бедный художник! Знайте, граф Гвардиоли, что мой брат тоже бедный художник и очень гордится своим званием так же, как и я, его сестра.
— Тысяча извинений, синьорина, я не знал, что ваш брат артист. Я подразумевал только этого англичанина, который, может быть, вовсе не художник, а шпион мошенника Мадзини. Может быть, для него большое счастье, что он попал в руки бандитов. Если бы он попался мне, и я узнал бы, что он шпион, я бы не ждал выкупа, а немедленно бы надел ему галстук из веревки.
У Лючетты от негодования побледнели даже щеки и засверкали глаза. В это самое мгновение раздался тихий стук в дверь.
— Войдите! — крикнул капитан, расположившийся у синдика, как у себя дома.
Открылась дверь и вошел сержант.
— Что случилось? — спросил офицер.
— Пленника привели, — отвечал сержант, приложив руку к козырьку.
— Бандита?
— Нет, капитан, наоборот, этот человек говорит, что сам был у них в плену и бежал.
— Что он из себя представляет?
— Молодой человек, кажется, англичанин, хотя хорошо говорит по-итальянски.
Лючетта не могла удержаться от радостного возгласа. Бежавший пленник не мог быть никем иным, как только тем, о котором она всегда думала.
— Синьор Торреани, — обратился капитан к своему хозяину, видимо, довольный полученными известиями, — позвольте мне удалиться и допросить пленного.
— Не беспокойтесь, капитан, — отвечал синдик, — вы можете приказать привести его сюда.
