— А есть что будем?!
— На пятидневку хватит!
Мы разложили продукты, прикинули — дня на три должно хватить.
— Вообще с первой кошкой нам просто повезло, — говорил Димка за чаем. — Эта поумней попалась… Так она нас и в Сибирь может завести. А?
— Обратно далеко топать, — прихлебывая чай с крышки котелка, заметил Сузев.
— Не-е, я обратно не пойду! Останусь у какой-нибудь сибирячки.
— Кому ты такой дикий нужен…
— Нужен… — ответил Димка и вдруг запел:
Я встретил вас, и все былое…
У Димки был чистый и сильный баритон. Пел он свободно, легко, и ночной зимний лес звоном промерзших ветвей аккомпанировал ему. Подхваченные горячим воздухом, далеко к вершинам деревьев летели искры. Мы лежали на еловых подстилках, грелись теплом костра и совсем не думали ни о сегодняшних, ни о завтрашних километрах пути. Ноги немного побаливали, но впереди была еще целая ночь.
К утру потеплело и пошел редкий снег. Он обеспокоил нас, и мы поспешно начали собираться в путь. В случае снегопада наши труды могли оказаться напрасными — пороша замела бы следы.
Продолжив погоню, мы, рассматривая следы, немного успокоились. Хотя рысь и была потревожена нашим присутствием, но еще не чувствовала преследования и ночью занималась охотой. Она потеряла много времени в поисках добычи, но восход солнца застал ее с пустым желудком. Только случайно найденная мышь стала ее жертвой. Зверь кружил по верховью ключа, придерживаясь глухих, темных урочищ. Рысь не делает петель, скидок, и все же по характеру выбираемых ею мест можно было догадаться, что она ищет место для дневки. Так оно и случилось. В глубоком ущелье, где сопки нависли над многоярусными террасами, собаки рванулись вперед. След уходил вверх, и если хищница легко взобралась на высоту, то нам это не удалось. Рысь услышала нас и ушла с лежки. На этот раз она поняла, что ее преследуют, и стала уходить крупным, размашистым шагом. За время, потраченное нами на террасах, она успела уйти далеко.
Все, на что были способны наши легкие и ноги, мы отдали этой погоне. Были минуты, когда казалось, что вот-вот упадешь, но пришло второе дыхание и бежать стало легче. К середине дня мы окончательно потеряли ориентировку и только догадывались о своем местонахождении. Рысь сменила направление бега и теперь уходила на юг. Не останавливаясь, она пыталась охотиться, и ей удалось поймать еще одну мышь. Этого, конечно, для нее было мало, но признаков усталости зверя мы не видели. Рысь по-прежнему держалась на почтительном расстоянии. Мы начали опасаться, что так и не сможем приблизиться к ней и конец продуктов вынудит нас повернуть обратно. Начавшийся утром снег постепенно прекратился — теперь можно было не бояться потерять след, но мы не ослабили взятого нами темпа и перед наступлением темноты, очевидно, подошли к зверю очень близко.
Выбирая место для ночлега, Сузев вспугнул табунок рябчиков и трижды выстрелил по нему из винтовки. Димка и я с удивлением посмотрели на него.
— Раз на то пошло — пусть все разбежится… Ну, чтобы ода ничего не поймала, — пояснил он, показывая на след.
К третьей ночевке в тайге нам уже не хотелось петь. Все тело налилось усталостью, сделалось тяжелым.
— Завтра нужно спускать собак, — сказал Димка, доставая продукты для ужина, — Возьмем или не возьмем ее, а на обратный путь харч надо.
Сварив суп, высушив обувь и накормив овсянкой собак, мы, прижавшись друг к другу, легли спать. Несмотря на усталость, сон наш был беспокойным: за ночь раз пять приходилось подниматься к огню, и утром все встали осунувшимися и невыспавшимися.
Выстрелы Сузева сыграли двоякую роль. В тот момент, когда они прогремели, рысь шла по следу изюбра: почувствовав с наступлением темноты безопасность, она решила во что бы то ни стало найти пищу. После выстрела она бросила след и продолжала свое бегство. Это было хорошо и плохо. Хорошо, что она снова осталась голодной, и плохо, что далеко оторвалась от нас.
— Ну что, побегаем? — сказал Сузев, ни к кому не обращаясь.
— Не-е, вы бегите, а я полечу, — помахал воображаемыми крыльями Димка и тяжело вздохнул. — Вперед, волосатые! — встряхиваясь от вялости, закричал он собакам, и мы устремились по следу.
Рысь шла всю ночь, но шла медленно, разыскивая добычу. Собаки бежали ровно, не сворачивая в стороны. Вверх, вниз шли следы, и наша ватага, следуя за ними, карабкалась и катилась по сопкам. Больше всего меня донимала винтовка. За три дня она так оттянула плечи, что я не знал, куда ее пристроить. Длинная, неуклюжая «Арисака» цеплялась за ветки, сбивая за воротник снег.
В этот день усталость начала сказываться рано. Уже, в полдень мы собрались сделать привал, как заметили впереди по следу перья и кровь. Рыси удалось вытащить из-под снега ночевавшего там рябчика.
— Проклятье! Нажралась все-таки! — ругался Димка.
— А это к лучшему — сейчас она ляжет, — обрадовался Сузев.
— Жмем тогда?! Сузев устало потер ноги.
— Давайте отдохнем…
Очевидно, очень скоро нам предстояло серьезное дело, и мы согласились. Соорудив небольшой костер, вскипятили чай, а спустя полчаса, подтянув растрепавшуюся амуницию, опять встали на след. Позавтракав, рысь свернула в сопку, потом следы повернули еще и теперь шли едва ли не навстречу нижним. Стало тревожно. Так И есть — лежка! Рысь слышала, а может, и видела нас, когда мы двигались подножием сопки. Мы распивали чай, а она изо всех сил уходила от нашей стоянки.
— Охотнички! — кипятился Димка. — Чайку захотелось! Соснуть бы еще… Так мы ее всю зиму будем гонять…
Собаки, почуявшие близость зверя, рвались вперед, С ходу мы взобрались на высокий хребет и перед нами открылась широкая долина. Мы находились, по всей вероятности, на водоразделе притоков Б. Уссурки. Какое-то время след вел гребнем хребта: рысь шла широко. Следы свернули вниз и привели в чистую падь.
— Пускаем! — решительно сказал Димка, намереваясь отцепить Жулика.
— Стоит ли? — усомнился я.
— А чего ждать?
— Она далеко — собаки, сам знаешь, какие…
— Не будет дурой — залезет на дерево!
— Давай! — поддержал его Сузев.
Собаки ушли по следу молча, но не успели мы пройти и полкилометра, как где-то впереди раздался лай, быстро удаляющийся в сторону хребта.
— Слышишь?! — обрадовался Моргунов. Мы оставили след и побежали к хребту. Забыв усталость, поднимались все выше и выше. Лай кружился где-то на самой вершине высоченной сопки.
— Посадили! — крикнул Моргунов, и мы побежали быстрее.
Не менее получаса штурмовали мы сопку, задыхаясь и обливаясь потом. Наконец между деревьями показалась оголенная скала, венчавшая ее вершину. Вокруг бегали собаки и лаяли уже без особого энтузиазма. В глазах плыли цветные круги, и я сначала ничего не мог рассмотреть. Пригнувшись к земле, Димка долго разглядывал скалу и наконец повернул растерянное лицо.
