— Ладно. Я пока посторожу Пачо, а ты иди за подмогой в деревню.
Связанный сидел и тихо плакал.
Бемго привел сородичей, они подобрали убитого Хата и заменили караул. Кот задержался попрощаться с Ноиро.
— Вы только там его не сильно, — попросил журналист, разжалобленный убитым видом и раскаянием Пачо. — Ты им скажи, что это ведь не он сам…
— Я скажу, но наш раванга говорит — в хорошего человека зло не войдет!
Ноиро разозлился и, едва, сдерживая резкие слова, съязвил:
— Что-то я не видел вашего мудрого равангу на серой пустоши под черной дырой!
— Не сердись, — с удивительной мягкостью примирительно ответил Бемго. — Я заступлюсь за Пачо. Но решать будут старшие.
— Зло им, видишь, не войдет в хорошего, — проворчал журналист. — Ну да, если держаться подальше от зла и делать вид, что ничего не замечаешь — может, и не войдет. Потому что такой «хороший» на самом деле хуже любого злого!
— Не сердись! Ты умный, белый. Когда-нибудь поймешь, о чем говорит наш раванга.
Кот поклонился «спящему» Элинору и выбежал под дождь.
* * *
Ноиро не дождался, когда проснется Та-Дюлатар, и, совсем обессилев, он уснул на своей лежанке в большой надежде, что зловредному шаману понадобится приличный запас времени для зализывания ран.
Журналист не видел, как лекарь вышел из оцепенения и час, не меньше, лежал, пока в его организме восстанавливались прежние функции. Потом он медленно зашевелился, сел и ссутулился, пустыми глазами глядя в пол.
Ночная бабочка колотилась в стекло окна. Где-то хохотала сова и протяжно, тоскливо кричала неведомая птица, порождая тревогу.
Элинор очнулся, зажег лампадку, взглянул на факелы, но возиться с ними не стал. Поднявшись, он с трудом поковылял за ширму к постели своего пациента и по пути заметил изрядные потери на лабораторном столе. Долгое время на размышления лекарю не понадобилось, он лишь сильнее нахмурил лоб и покачал головой.
А потом пристально смотрел в лицо своего спящего гостя, думая о чем-то своем — горьком и нерадостном, — таинственный Незнакомец с нездешним именем Кристиан Элинор.
Под утро первого дня нового года Ноиро увидел сон.
Он крадется по сельве, по своей территории леса. Над ним раскинулось черное небо, испещренное блестящими пятнышками. Живот ноет и сводит от голода: ему не доводилось получить пищу уже пять восходов и закатов. Вся добыча отправлялась в логово, к которому его даже близко не подпускала некогда чувственная и игривая подруга. Это из-за рождения котят: он мог задушить их, как соперников, несмотря на то, что они — его собственные дети. Такая склонность у всех бемго-бемго. Но инстинкт продолжения рода был силен и, предупредительно удаленный от кровожадного соблазна, зверь продолжал кормить отощавшую самку. А к слепышам был равнодушен, лишь изредка, с дуновением ветерка, улавливая их запах и фыркая.
Боль в желудке диктует ему, что делать. Сильное поджарое тело скользит между мокрых кустов, подошвы лап глубоко погружаются во влажную и рыхлую землю, оставляя широкие четырехпалые следы.
Бемго-бемго — да нет же, он сам, Ноиро! — наклоняет голову и тщательно обнюхивает траву. Здесь приметы сгущаются. Недавно этой тропкой прошли три косули, мать и детеныши. Один из детенышей оставил на бугорке кучку помета, и по его «катышкам» зверь читает невидимые знаки. Олененок родился после своей сестрицы, которая еще в лоне матери вытягивала себе лучшее питание, а он перебивался тем, что дошло ему через пуповину, и страдал, неудобно лежа в тесноте, придавленный. Через полторы луны малыш выправится, окрепнет, и у него появится шанс стать когда-нибудь крупным ветвисторогим красавцем-оленем. Этого нельзя допустить. Ловить удачу нужно прямо сейчас. В следующую встречу бемго-бемго уже не сможет догнать семейство.
Мягко стелясь над землей и следя за направлением ветра, зверь помчал вслед головокружительным запахам добычи.
Вон они. Спят, спрятав ушастые морды под коленки задних ног, но стригут ушами. Выбрали низину с сухим хрупким валежником — бесшумно не подступишься. Красться получится лишь до сломанного дерева, дальше — только прыгать. Косули сорвутся с места и побегут в сельву, делая колоссальные скачки. Бемго-бемго с его короткими лапами будет нелегко. Придется охотиться на сусликов, чтобы не сдохнуть с голодухи — позор! Нет, выжить можно, лишь убивая. Так захотел великий покровитель всех бемго-бемго и прочих клыкастых.
Зверь приноравливается к будущему ритму жертвы. Подстроиться — это очень важно!
Напрягая все мускулы, бемго-бемго топчет задними лапами траву, уже в который раз готовый рвануться вперед, но в самый главный момент передумывает. Расширенные во всю глазницу и мерцающие страшным зеленым пламенем зрачки опять сужаются и гаснут.
Очередной прилив готовности — дыхание замерло, тело словно камень!
В один прыжок он преодолевает треть расстояния до намеченной жертвы. Косули вскакивают, точно не спали вовсе, и улетают прочь. Олененок уже столь прыток, что перепрыгивает через сестру. Возможность схватить хоть кого-то из них тает с каждым мгновением.
Важенка инстинктивно отвлекает внимание хищника на себя, не бежит в полную силу, дразнит его, пытается увести от брызнувших вперед детей.
«Дура! — подумал бемго-бемго. — Стал бы я тратить свою жизнь ради смердящих глупых котят! Дура! Неужели она думает, что я побегу за нею?»
Ненависть его разгоралась. Он рыкнул от восторга, когда увидел, что олененок свернул в сторону низины, где река, разливаясь, творит вязкие болота. Сейчас маленький дурачок застрянет в толстом слое ила, смешанного с глиной, и ему конец!
Зверь взвивается в воздух. Он уже не видит ничего, кроме белеющего задка и черного хвостика олененка, все сильнее проваливающегося в болото. Малыш кричит от ужаса, издали ему отвечают мать и сестра.
Черная тень обрушивается на так и не ставшую царственным оленем маленькую косулю. Тонкие позвонки хрустят в клыках зверя, малыш уже мертв, но тело еще бьется. Бемго-бемго победно визжит, вырывая горячую плоть с шеи жертвы и сходя с ума от аромата свежей крови.
Важенка кричит еще раз и, не получив ответа, замолкает, чтобы, недолго пострадав, навсегда забыть о потере. У них короткая память. И это их счастье.
Маленькая ушастая головка безжизненно валится в грязь, копытца вытягиваются. Зверь перетаскивает труп на сухую кочку и принимается жрать. Он давится, захлебывается, забирая себе выходящую из тела жизнь, его собственные жилы вновь наполняются былой мощью. Убей — и живи! Решаешь ты, потому что первый ход — всегда твой! Убей и высоси всю жизнь, которая принадлежала не тебе! Хапни как можно больше — это твоя суть!..
