— Думаю, Иван Николаевич, такой работы на наш век хватит. Сами же говорили, там, на Западе, потихоньку выползают из всех щелей недобитки. Враг номер один для них — Россия...
— Как ты сказал, Андрюша? «На наш век хватит такой работы»? А может, ты достаточно сделал по этой части для своих двадцати трех?
— Иван Николаевич, ваш предмет был для меня в школе самым любимым, и я всегда поражался, что история человечества — это чаще всего история войн. Наверное, никто не оспорит, что после американских атомных бомб мы вступили в очень опасную эпоху. Вы можете чувствовать себя спокойно? Нет! Почему я должен думать, что кто-то там, в отделении побеспокоится за нас, сделает все, чтобы наши люди жили спокойно. Каждый, кто ищет главное дело своей жизни, должен когда-нибудь сказать: кто, если не я?
Андрей замолчал. Трудно дались ему эти слова. Нужны какие-то особенные моменты, особенный взлет чувств, настроений, чтобы выношенные мысли д л я с е б я прозвучали вслух, для кого-то рядом.
Грошев поднялся из-за стола, прошелся по комнате.
— Боюсь, Андрей, что на твое решение повлияла наша совместная работа. Знай, никогда не подумаю о тебе плохо, если и оставишь службу. Уверен — как бы не было трудно, ты никогда не будешь отсиживаться, дел в стране невпроворот... Впрочем, это уже лишнее. Не сердись. Ну, что же. Тогда будем работать вместе. Так долго, как отсчитает нам Хронос...
Шумно, по-свойски вторгся в комнату Дондера. Он пожал руку Грошеву, познакомился с Черняком. Принес кофе Митрохин. Дондера взял чашку, продегустировал.
— Миша, кто-то тебе сообщил мой рецепт... — Дондера мелкими глотками допил обжигающий напиток. — Привык я к вам, ребята. Скучать буду без вас. Что же молчал, Иван Николаевич, ни слова не сказал?
— Пакет пришел с нарочным только вчера. Все наши оперсектора на землях, отошедших к Польше, будут ликвидированы. Ориентировочно срок вывода — октябрь-ноябрь. Прибавится тебе забот.
— Вы славно помогли новой Польше...
— Спасибо, Тадеуш. Я думаю, мы скажем все комплименты потом. До ноября еще много воды утечет.
Грошев резко отодвинул чашку в сторону и приступил к главной теме совещания.
— Товарищи, как известно, дело «Кротов» ведется в сотрудничестве с польскими коллегами. Тадеуш, прошу!
Дондера заговорил медленно, тщательно подбирая русские слова.
— Мы искали Голейшу с первых дней освобождения Польши. Голейше был вынесен смертный приговор подпольными группами «людовцев», пострадавшими от его провокаторской деятельности. В Зеебурге Голейшу опознал один из бывших подпольщиков. К счастью, он поступил разумно, не стал сводить с ним счеты, а обратился к нам. Мы узнали, что Голейша имеет связи подозрительного характера, проявляет интерес к информации о функционировании советских и польских учреждений, комендатур. Он пытался получить фотографии сотрудников административных органов, в том числе и безопасности... Нам удалось выяснить, что Голейша ищет выход на бандитское подполье в Литве. Такую связь мы ему подставили — поляка, участника Сопротивления, владеющего литовским языком. Как показало дальнейшее, Перкунас был весьма пластичен в контактах с бандитами, и Доктор решил довериться ему. Голейша начал зондировать через Перкунаса вопрос о переправе на Запад. В качестве вознаграждения Голейша предлагал Перкунасу сотню стволов автоматического оружия и после переправы устойчивый канал связи с разведслужбами империалистических держав. Пока этих связей у Доктора нет, но он надеется их установить, как «специалист» по Польше и России. Несколько часов назад Перкунас встретился с Доктором и дал согласие на сделку. Завтра, в шесть вечера, Доктор оставляет бункер. Он уверен, что под Геруляем его ожидают рыбак и моторная лодка. Условие Перкунаса: переправа не более трех человек. Кроме Доктора, таким образом, идут Сконецки-старший и Голейша.
Черняк досадливо передернулся. Доктор играл с ним, как со щенком. «До вашего возвращения мы затихнем...», «Кунерта надо убрать...». Их возвращение обусловливалось убийством Кастета. Сколько Внук искал бы его? Неделю, месяц?
— Товарищ Черняк, — обратился к Андрею Дондера. — Что вы можете сказать о возможных действиях бандитов без Доктора?
— Не берусь предугадывать. Но, думаю, Доктору придется выдержать неприятное объяснение с колонистами. Он обещал вывести их за кордон.
Андрей чувствовал себя неуютно, словно встретился с человеком, которому задолжал. В сравнении с Перкунасом Андрей выглядел плоховато: его осведомленность была неполной.
Грошев поторопился поддержать Андрея.
— Нам известно главное — силы «кротов» и ситуация, складывающаяся в банде. План ликвидации «кротов» подготовлен, Михаил!
Митрохин степенно поднялся, вытащил несколько листов из папки.
План предусматривал создание двух групп захвата: одна осуществит арест Доктора и Голейши (с помощью Перкунаса), другая заблокирует убежище колонистов.
Внук и Черняк вернутся в бункер до ухода Доктора. Черняку поручался контроль за бандой до ее окружения и потом — активное содействие группе захвата. Планом учитывались различного рода осложнения.
— Есть вопросы? — оглядел Грошев присутствующих.
Вопросов не было.
Потом снова пили кофе.
— Может, напишешь брату? — спросил внезапно Грошев. — Садись в сторонке. Время еще есть.
— Напишу позднее, после операции.
— Устал?
— Есть немного.
— Буду пробивать тебе отпуск. Пора тебе отдохнуть, набраться сил... Что пишет Аркадий? Как у него дела?
— Воюет с начетчиками, передает вам приветы. У него полный порядок...
В дверь постучали. Заглянул Бугаков.
— Пора. Внук идет на Привокзальную...
Внук был угрюм и раздражителен: Кунерт так и не появился.
После завтрака у комиссионера Внук и Черняк опять кружили по базарной площади. Внук все еще надеялся наткнуться на Кунерта, и Андрей, зная, что встреча произойдет, мысленно торопил время: бандиты не должны остаться вне контроля...
Внук затащил Черняка в пивной ларек, и оттуда они с кружками в руках присматривались к разношерстной публике, толкавшейся у фотоателье.
— Торопитесь! Торопитесь увековечить счастье! Только наши снимки соединят вас навеки! — зазывно кричал фотограф, указывая на декорацию с пышными розами, над которыми витал благословляющий ангел.
Неожиданно Внук выругался и побагровел от ярости:
— Они опять ошиваются здесь, и Дрозд, и Леон! Со спекулянтами! Дерьмовые недоноски! Ну, я устрою им концертик! Подожди меня здесь!
Он выскочил из ларька, начал огибать площадь по периметру.
В этот момент на площадь выехал открытый «виллис». На заднем сидении, стиснутый двумя пограничниками, горбился Кунерт.
