«Так, значит, говоришь, мимо стрелял? — вопрошал он своим вкрадчивым голосом. И гремел: — Оставь эти сказки для дураков! Что же, по-твоему, один Кулбатыр убил всех? И ты хочешь, чтоб мы поверили в эти басни?»
«Да, да, стрелял, — признавался Танат. — Но попробуй не выстрели, если Кулбатыр самого все время держал на мушке? Только всего два раза стрелял. Первый раз, когда входили в пески, и второй, когда вырывались из лощины...»
Ураз поднимался и, сурово глядя на сжавшегося в комок Таната, торжественно произносил:
«Именем Казахской Автономной Республики... Танат Тлеумбетов...»
Нет, даже мысленно Танат не мог повторить, что скажет Ураз. Мурашки ползли по коже, лишь только на мгновение представишь это.
И опять, мечущийся от страха, он начинал придумывать оправдания.
«Да я и не стрелял вовсе. Когда мне было стрелять? Я подхватил раненую Аккагаз и умчался. А стрелял Кулбатыр. Все знают, как он умеет стрелять. А из меня и стрелок ведь никудышный — каждому известно».
На некоторое время страх вроде затихал, а потом вновь взрывался отчаянием: «Ох, не поверят! Не поверят же! Разве их убедишь?»
Как ему хотелось найти что-нибудь такое, что очистило бы, отодвинуло от него скверну. Но не было больше мыслей, лишь одна: не поверят!
«А я на своем стоять буду, — думал Танат. — Упрусь и буду стоять на своем. Стрелял не я, а Кулбатыр. Почему они должны мне не поверить?»
И все-таки сомнения не оставляли его. Надежда сменялась ужасом перед неотвратимой расплатой. В степи уже поднимался свежий предутренний ветерок, когда наконец Танату показалось, что он нашел самое правильное решение. Он резко повернул коня и погнал его в сторону Таскудука.
Возможно, все прошло бы без сучка без задоринки, если бы Танат нечаянно не нарвался на братьев, у которых угнали сивого.
...Придя в сознание возле юрты, где его положили, Танат долго сидел, ощупывая свое ноющее тело и охая от боли. Лицо распухло, во рту не было половины зубов, язык нащупывал лишь острые осколки, торчавшие из кровоточащих десен... Вокруг ходили люди, но никто из них не бросил в его сторону ни одного жалеющего взгляда. Это больше всего пугало и угнетало Таната. Оглушенный неожиданной встречей, он теперь был окончательно растерян. Вокруг прыгали ребятишки и, кривляясь, кричали:
— Пленник, пленник!
Танат не был слабаком. На состязаниях по борьбе во время празднеств не раз побеждал довольно сильных противников. Конечно, он не смог справиться с двумя здоровенными братьями, извалявшими его, как им хотелось. Тело болело, но Танат чувствовал, что ему, кроме зубов, ничего не повредили, а синяки — это дело заживное. Он продолжал охать и постанывать, пока перед ним не появился Шанау и его люди.
— Ты тут, что ли, начальник, Шанау? — едва шевеля разбитыми губами и плохо выговаривая слова, спросил Танат. Говорить ему действительно было трудно.
— Допустим, я. Чего тебе надо было?
Шанау решил, что после ранения, а потом и смерти Салыка отряд должен возглавить он — как-никак председатель аулсовета!
Танат, пошатываясь, поднялся на ноги, попросил кумган, чтобы смыть кровь, долго умывался, потом несколько раз прополоскал рот, лишь потом решил отозвать Шанау в сторону.
— Нечего нам куда-то ходить! — грубо ответил Шанау. — Говори при всех — здесь чужих нету.
Баймагамбет в это время занимался похоронами погибших. Рядом с Шанау стояли два активиста из Актая да Киикбай.
Танат шмыгал носом, из которого только недавно перестала сочиться кровь, смотрел на Шанау запухшими глазами.
— Я не зря звал начальника, Шанау. Пришел, чтоб смыть с себя вину. Никто меня не заставлял, сам убежал от Кулбатыра, а теперь что хочешь, то со мной и делай.
Коротышка напустил на себя суровый и одновременно важный вид, осмотрел Таната с головы до ног, будто оценивал, и насмешливо заметил:
— Перепуганная утка ныряет хвостом вниз. Ты — то же самое.
— Я признаю свою вину, — заторопился Танат. — Но не просто прошу помиловать меня. Я пришел помочь вам.
— Помочь? — опять свысока усмехнулся Шанау. — Как же ты собираешься нам помочь, хотелось бы знать?
На самом деле коротышка сразу понял, что Танат и правда может оказаться полезным.
— Честное слово, помогу! — взмолился Танат.
— Ладно. Выкладывай. Послушаем, — бросил на него полный отвращения взгляд Киикбай.
Но Танат ожидал слов Шанау.
— Тебе же сказали — говори! — прорычал разгневанный коротышка и вскинул камчу. Хотел огреть Таната, чтоб тот не очень-то набивал себе цену, но, видя, как тот сжался, передумал, опустил руку.
— Я все сделаю, — в голос захныкал Танат. — Кулбатыра помогу поймать, только простите меня!
От спешки он совсем плохо выговаривал слова обеззубевшим ртом.
После смерти Куспана и Салыка оставшихся бойцов отряда охватила растерянность. И вот снова вспыхнул огонек надежды — Кулбатыр все-таки не уйдет.
— Еще раз спрашиваем: как ты собираешься нам помогать? — спросил Киикбай.
— Я знаю, где он, и прямиком выведу вас. Баба у него ранена — не бросит же он ее, а везти куда-нибудь нельзя. Но если он и уйдет, я все равно знаю куда. Через Тайсойган, к туркменам. Я сказал ему, что поеду искать лекаря, а сам двинулся к вам. Давно надо было уже организовать новую погоню... да вот эти... набросились, измолотили меня...
На Таната было противно смотреть.
— Слушай ты, собачье отродье, ты правду говоришь или же задумал нас за нос поводить? — Шанау никак не мог поверить, что лишь вчера стрелявший в них бандит теперь и правда станет помогать.
— Готов на Коране поклясться, если нужно! Правду я говорю, чистую правду! — затрясся Танат.
К ним подошел Баймагамбет, прислушался к разговору.
— У тебя слишком руки грязные, чтоб держать в них Коран, — сердито сказал он.
— Да что же вы от меня хотите? Я же сам шел к вам с повинной! Но если не верите — дело ваше! — Танат скорчил обиженную физиономию: понял, что одним хныканьем ничего не выиграешь, надо как-то понезависимее себя держать.
— Хорошо. Давайте собираться, — решил Шанау. — Но если ты врешь, скотина, и Кулбатыра мы не найдем, пеняй на себя: собственными руками будешь себе могилу рыть!
Тут кое-кто из аульчан, собравшихся вокруг, попробовал было образумить бойцов: мол, куда вы таким малым числом, мол, перебьет вас всех Кулбатыр. Разве недостаточно вам тех, кто уже сложил головы из-за этого бандита, не лучше ли подождать? Не сегодня завтра прибудет милиция. Ведь за ней уже послано...
За всех ответил Киикбай. Глаза его горели страстью расплаты.
— Будем дожидаться милицию — упустим. А если кому-то и придется умереть, за него рассчитаются другие.
Несколько активистов из Актая хотели присоединиться к ним, но Шанау отказал. Все это были необстрелянные люди, и рисковать их жизнями он не хотел.
