огонек.
— Это же Интал, товарищи! — обрадованно сообщила Анюта.
Было решено, что капитан, Анюта и Анатолий пойдут в Интал и будут добираться до заставы верхом, а Буханько останется в машине дожидаться трактора.
4
Огонек горел в окне почты. Анюта вошла первой. За деревянным барьерчиком, у телефонного коммутатора, сидел молодой казах и клевал носом. При появлении людей он поднял голову, оглядел всех, вскочил с места и обрадованно шагнул навстречу Анюте:
— Ой-бой! Это ты, Анюта?! Вернулась?
— Как видишь, Сейджан.
— Совсем? К нам?
— Ну конечно. Вот принимай гостей, — Анюте было неловко, что Сейджан обращается только к ней одной и Бугров с удовлетворением отметил это.
Сейджан поздоровался со всеми за руку, пригласил за барьерчик. Убогое это было помещение. Саманные стены, низкий потолок, два обшарпанных стола, деревянный шкаф, коммутатор. Вот и вся почта.
Анюта глядела на все с таким видом, будто вернулась в отчий дом. Она даже прошлась по комнате и потрогала руками стены, шкаф, коммутатор.
Сейджан все время восторженно и недоуменно следил за Анютой и все хотел расспросить о чем-то, но не решался. Потом он помог Бугрову связаться по телефону с заставой. Старшина по фамилии Наумов доложил капитану, что на участке заставы происшествий нет, и обещал немедленно выслать верховых лошадей. Конечно, он тоже удивился и обрадовался возвращению Анюты и пустился в расспросы, но Бугров сказал:
— Вот приедете, тогда все и узнаете, товарищ Наумов.
Он разговаривал по телефону, а сам прислушивался к тому, как Анюта с пристрастием расспрашивала Сейджана о почтовых новостях, о здоровье его отца и матери, вспоминала какую-то Халиду, у которой полгода назад заболели глаза. Сейджан охотно отвечал ей, было видно, что он рад участливому слову и ему хорошо с ней. И это тоже отметил Бугров.
— Анюта, давайте сходим на ферму, договоримся насчет трактора, — сказал он, повесив трубку.
Они вышли. Кромешный мрак подступал к самым дверям. Дождь все лил и лил, то усиливаясь с порывами ветра, то немного стихая. В окнах не светилось ни одного огонька.
— Не боитесь ехать верхом в такую погоду?
— А я привыкла. Чего бояться?
— Все-таки… Дождь, ветер, и вообще застава где-то у черта на куличках.
— Зато там ребята хорошие и мама. Я ведь выросла на границе.
— И троллейбусов нет, театров, танцев каждый вечер. Не то, что в Куйбышеве, — продолжал Бугров.
— Ну и что? Не в танцах счастье…
Бугров хотел спросить о самом главном и никак не мог. Некоторое время они шли молча. Капитан старательно светил фонариком, выбирая дорогу, подавая Анюте руку через лужи и колдобины.
Она заговорила первая:
— Вы вот, наверно, думаете, какая я решительная. Уехала из большого города в эдакую глушь. А никакая я не решительная. Мне очень жаль, что все так получилось. Думаете, здесь легко?
— Ничего я не думаю! — горячо подхватил Бугров, ободренный ее откровенностью. — Ничего не думаю, — и вдруг неожиданно для себя признался: — Я ведь тоже разошелся. Была жена и нет.
Анюта остановилась и внимательно посмотрела на него. Потом тихо спросила:
— А дети?
— Детей не было.
— То-то мне Федя Буханько сказал, что у вас никакой жены нет…
— А больше он вам ничего не сказал? — сконфуженно спросил Бугров.
Анюта махнула рукой:
— А-а, мало ли что… Я вас понимаю. И не будем об этом, ладно?
Она доверчиво дотронулась до его руки. И Бугров почувствовал облегчение и покой на душе. Будто в кромешной и тревожной тьме вдруг замерцал светлячок.
5
Уже подали лошадей, уже попрощались с Сейджаном, когда зазвонил телефон, и Сейджан объявил во всеуслышание:
— Стоп! Телеграмма на заставу пришла. Давай тихо.
Он приготовился записывать, но к нему подскочила Анюта и схватила трубку:
— Разреши мне, Сейджан. По старой памяти. Товарищи, минуточку!
Сейджан освободил место и все притихли. Обычно телеграммы передавались из районного центра по телефону и уже отсюда доставлялись адресатам.
— Алло! Маруся, это ты? — крикнула Анюта в трубку. — Давай твою телеграмму. Это я, Анюта.
Она послушала немного и повторила нетерпеливо:
— Ну да, это я, Анюта Прибыткова. Да, еду на заставу, к маме… Ладно, потом объясню. Передавай!
Лучше бы она не садилась на место Сейджана! И лучше бы они скорее уехали на заставу. То, что произошло в следующий момент, заставило Бугрова вздрогнуть.
— Мне телеграмма? Из Куйбышева? — растерянно переспросила Анюта, и глаза ее на секунду остановились на Бугрове. — От него? Ну, давай…
Торопливо, дрожащей рукой она записывала телеграмму. Иногда она повторяла или переспрашивала отдельные слова, и постепенно до сознания Бугрова дошел весь смысл этого короткого послания. Коробицин просил прощения, клялся, что не может жить без Анюты, и сообщал, что через неделю приедет за ней.
— Все? — спросила Анюта, но на том конце провода, видимо, ничего не ответили.
«Вот и все, вот и все», — звенело в ушах Бугрова и он шагнул к двери.
Но не ушел.
Анюта повесила трубку, поднялась с табуретки, сделала несколько шагов по комнате. Было слышно, как по стеклам барабанил дождь.
«Все или не все?» — с болью и надеждой думал Бугров, наблюдая, как на лице Анюты стремительно отражалась борьба чувств: и радость, и страх, и нерешительность, и опять радость, и опять страх. «Что же она решит?»
— Анюта, слушай Анюта! — заговорил Сейджан. — А ты забудь его, слушай, забудь. Верно, товарищ капитан?
— Пора ехать, — резко сказал Бугров и повернулся к выходу.
Что бы ни решила Анюта, пусть это будет потом, а сейчас надо ехать.
— Сейчас! — встрепенулась Анюта. — Пожалуйста, еще минуточку, я хочу ответить.
Бугров замер в ожидании.
Она устало переключила шнуры на коммутаторе, крутнула ручкой и крикнула в трубку:
— Алло, почта? Алло!..
На том конце провода не отвечали.
— Алло! Почта? Алло! — кричала Анюта и крутила ручкой. Но линия молчала.
Тогда у коммутатора стал возиться Сейджан.
— Молчит. Речка из берегов вышла, столбы повредила, — объявил он через несколько минут.
— По коням, — негромко распорядился Бугров.
Все вышли на улицу. Тревожно выли собаки. Сейджан стоял в освещенном прямоугольнике двери.
Всадники тронулись. Ночь окружала плотным кольцом, черная и колючая. Оборачиваясь назад, Бугров еще долго видел единственный огонек у двери, светящий им, как маяк. Но вот и он исчез.
Слева, во тьме, грохотала вода. Речка выходила из берегов, и нужно было спешить. Но вот вода захлюпала под копытами: дорогу уже заливало.
Лошадь под Анютой оступилась, и она крикнула на нее сердито и звонко:
— Но-о!.. Побалуй у меня!
Они двинулись дальше. Кони почувствовали приближение заставы и прибавили ходу. А Бугров думал: исчезнет или нет светлячок, повстречавшийся на его пути?
