…Отец вошел быстрым шагом, размахивая руками и мурлыча песню о яблонях, которые будут цвести на Марсе. Так он ходил в молодости, когда Игорь был маленьким; мама просила мужа держать сына за руку, и папа сначала крепко сжимал его ладонь, но через минуту отпускал, потому что не мог ходить, не размахивая обеими руками: со стороны казалось, что он марширует, как на параде. Игорь бежал за ним вприпрыжку, стараясь не отставать, потому что, если он отставал, отец начинал ходить вокруг него кругами, и тогда он терялся, хныкал и просился к маме.
О яблонях на Марсе, а еще о детях Галактики и о траве у дома отец любил петь — иногда громко, но чаще себе под нос: если не прислушиваться, казалось, что он бормочет молитву. После смерти мамы все это ушло, Игорь и не помнил, когда видел отца таким бодрым, уверенным и сильным.
Прежним.
За ним в комнату проскользнула Фанни, Игорь это понял, а может, увидел краем глаза, но скорее просто знал, не видя, а ощущая частью сознания. Томер уже был здесь, но его Игорь и вовсе не воспринимал как живое существо.
Отец прошагал через комнату и остановился у окна — похоже, потому лишь, что дальше идти было некуда. Повернулся и оказался лицом к лицу с Тами, вставшей с кровати, где она минутой прежде засыпала, сжимая в руке незаконченное вязанье.
Отец протянул к ней руки. Тами оказалась в его крепких объятиях прежде, чем Фанни и Томер успели что-то предпринять.
«Как давно я тебя ждал».
«Как давно я ждала тебя».
«Не могу без тебя».
«Не могу без тебя…»
«Боже мой, если бы я знал раньше! Жизнь могла сложиться по-другому».
«Расскажи, что произошло с твоей женой».
Откуда Тами могла знать о маме? Игорь не говорил ей о том, что случилось, он никогда ни с кем (с Тами — тем более!) не разговаривал об этом.
«Расскажи!»
Игорь смотрел на эту сцену со странной позиции — вроде глазами Фанни, но одновременно Томера и, в то же время, откуда-то сверху, будто его душа, как это описывали многие, побывавшие в состоянии клинической смерти, вознеслась к потолку. А еще — вообще странно — он видел сцену снизу, ракурс мешал понимать, и, может, потому Игорь растекся по полу лужицей, испарился и на короткое мгновение будто объял собой всю комнату, но это ощущение быстро исчезло, и Игорю показалось, что Тами пристально разглядывает лицо отца, но и это осознание потеряло себя в пространстве — Тами протянула руки и коснулась щеки отца, его подбородка, губ, ушей, лба… Тами знакомилась с отцом и улыбалась ему, а он…
«Я был в гостиной, дремал на диване, но слышал и звуки из кухни, где Рая готовила что-то на ужин. Услышал шум, будто птица била крыльями…»
«Говори…»
«Птица…»
«Цапля», — подсказала Тами, продолжая водить пальцами по лицу, шее, плечам Владимира.
«Цапля», — повторил отец, и Игорю показалось, что он слышит характерный звук — невидимая птица яростно била крыльями в воздухе. Судя по звуку, птица была большой, может, даже огромной. Если такая ненароком ударит крылом по голове…
Почему он подумал об этом?
Почему он вообще думал и представлял то, чего не видел и о чем не знал? Что это было? Галлюцинация? Или рассказ Фанни так на него подействовал? Но Фанни сидела на диване, сцепив пальцы, и повторяла:
— Голова болит… Начинаю вспоминать — болит голова. Не хочу…
— И не надо. — Игорь коснулся плеча женщины. Фанни повернулась к нему и неожиданно, припав к его груди, расплакалась — должно быть, разрядилось напряжение прошедших часов. Игорь почувствовал себя очень неловко, он не знал, что делать, когда плачет женщина, он и Лену не умел успокаивать даже тогда, когда прекрасно понимал причину ее слез. Он неловко обнимал Фанни и повторял… что же он повторял ей на ухо, такое, от чего она постепенно затихала и, наконец успокоившись, поднялась и привычным движением поправила волосы?
— Извините, мне нужно работать.
Возвращаться к отцу Игорь не хотел.
— Пойдем. — Он крепко взял Эхуда за локоть и повел к лифту.
Они сидели в гостиной у Игоря, пили из больших чашек некрепкий чай. Эхуд нашел в кухонном шкафчике пакет с овсяным печеньем, выложил на тарелку.
Игорь сидел с безучастным видом, не сознавая, похоже, что находится у себя дома.
— Что с тобой?
— Он и она, — пробормотал Игорь. Ни о чем другом думать он сейчас не мог.
— Вот оно что, — сказал Эхуд медленно. — Неожиданный результат, да? Ты только это разглядел?
— А что еще я должен был разглядеть? — вспыхнул Игорь. — Она для меня… была… я не могу тебе объяснить… после Лены никого… а тут… и неважно, что она слепая аутистка, это совершенно неважно, я бы мог…
— Стоп, — резко сказал Эхуд. — Неважно? Ты произнес эту фразу. Значит, она вертится в твоей голове, и ты сам себя убеждаешь или уже убедил, что слепота и аутизм Тами не имеют для тебя никакого значения. Ты себя в этом убеждаешь, и, следовательно, все не так, как тебе представляется. Все, что происходило, ты видел только с одной позиции. И понял только одно.
— Не только. Ты слышал, что рассказала Фанни?
— Фанни? Она почти ничего не рассказала. Женщины всегда так. «Ах, у меня болит голова». Ты сидел рядом с ней и ждал рассказа. Она расплакалась, и ты ее успокаивал. Я всегда в таких случаях теряюсь…
— Я тоже.
— Потом она ушла, а ты заявил, что пора домой.
— Значит, это только в моей голове…
— Что?
— Ощущение, будто я вспомнил, что происходило перед тем, как мы вошли к Тами. Вспомнил то, что помнила Фанни.
— О… Это мне кое-что напоминает. Что ты вспомнил?
Игорь покачал головой.
— Я никогда не запоминал сны, — удрученно произнес он.
— И что? Я тоже снов не запоминаю. При чем здесь…
— Точно то же. Помню, что вспомнил слова, взгляды, движения. Кажется, ощущал даже мысли. Не свои, нас там еще не было. А сейчас помню только, что я все это помнил. Да, еще слова: «Это была цапля». При чем здесь цапля? Тами что-то сказала о цапле, когда я привел к ней отца. Может, я это вспомнил?
— А может, цапля уже играла какую-то роль в твоей жизни? Или в жизни отца? Что-то происходило, связанное с этой птицей?
— Нет, — вяло ответил Игорь, думая о своем. Перед его глазами все еще стояла сцена: отец целует Тами руки, а она шепчет ему слова, от которых лицо отца светлеет, и такое ощущение, будто он становится лет на десять моложе.
— Разве в Израиле есть цапли?
— Появляются два раза в год — осенью перелетают в Африку и весной возвращаются к северным гнездовьям. Странно, что тебе они не попадались. Однажды я сфотографировал — фотография есть у меня в компьютере — дерево в парке Яркон, на котором сидели цапли. Штук пятьдесят, не меньше. Дерево выглядело будто новогодняя елка с огромными игрушками. А как они галдели!
