Само пространство, отведенное хозяевами под сенокос, поле или огород просматривалось от края до края, но и только. Смутно виднеющиеся, почти в полукилометре от опушки и притаившихся с подветренной стороны разведчиков, несколько строений амбарного типа, к тому же визуально наползающих друг на дружку, идентифицировать не удалось. А быстро надвигающиеся сумерки только ухудшали осмотр.
— Вот невезуха!.. Чуть-чуть не успели. Теперь придется дожидаться утра… — раздосадовано буркнул Малышев, внимательно прислушиваясь к доносившемуся от строений негромкому разговору. Беседовало сразу несколько мужчин. Из-за расстояния голоса смешивались в сплошной гул и это не позволяло разобрать даже самые внятные слова. — Как минимум, трое или четверо… Всем отойти вглубь леса. Метров на триста. Искать укрытие для ночевки.
— Может, я погляжу тихонько, командир? — предложил старшина Телегин.
— А если у них там собака?
— Не слышно же.
— Вот именно. Возможно, пес хорошо обучен… — неуверенно промолвил тот. — Стоит ли рисковать, Кузьмич?
— Я аккуратно, командир, — попытался переубедить его старшина. — Пока их по головам посчитать можно, да на форму поглядеть. Как стемнеет, в дом уйдут, вообще ничего не увидишь. К самим окнам не полезу. А на опушке… Уж если я к соболю подбирался, то фрица как-нибудь сдюжу… Послушаю, понюхаю… Кстати, ты не чувствуешь, здесь как-то странно, не лесным духом, и я бы, даже, сказал: не по-крестьянски пахнет.
Малышев глубоко втянул ноздрями воздух, но ничего примечательного не почувствовал. Вроде, все как всегда, обычный лесной аромат — с отчетливо преобладающим запахом влажной прели от грибов да подгнивающей листвы.
— В конце концов, командир, "Призраки" мы, или кто? — настаивал на своем Телегин.
— Ладно, — неохотно сдался Малышев, прекрасно понимая, что потерянная возле пустых зданий ночь, может сильно усложнить его группе выполнение поставленной задачи и тут же, мгновенно обернулся на хрустнувшую под чьей-то ногой сухую веточку.
— Решаете, как сподручнее фашистский аэродром уничтожить? — тихонько прошептал, подошедший Колесников.
— Какой аэродром, Серега? — насторожился Малышев. — Приснилось что-то, пилот?
— Я, товарищ командир, с детства при самолетах. Этот запах ни с чем не спутаешь… — он с видимым удовольствием, полной грудью вдохнул вечерний воздух. — Чуешь, как прошибает? Тут тебе и мазут, и железная окалина, и перегретая резина и… само собой — совершенно неповторимый аромат авиационного бензина. Можете завязать мне глаза, но летное поле я всегда узнаю.
— Значит, аэродром… — подытожил главное Малышев. — Ну-ка, парни, отошли от греха подальше… В укрытии пошушукаемся.
Нырнув в яму, оставшуюся от взрыва бомбы, — видимо какой-то летчик не дотащил груза до цели и сбросил его в лесу, — капитан устало прислонился плечами к краю воронки.
— Заброшенный аэродром… — повторил он медленно, потирая в задумчивости лицо. — Всего в десяти километрах от Дубовиц. А это значит: в пределах полуторачасового марш-броска. Очень заманчиво. И, судя, по первичным признакам, почти не охраняемый. А ведь это именно то, что нужно… Как считаешь, пилот: сможет здесь приземлиться транспортник с десантом? В другом-то месте, ближе к объектам, охрана наверняка серьезнее будет. Сходу в бой вступать придется.
— По размерам взлетно-посадочной полосы годиться, да, но на покрытие надо ближе взглянуть. Без личного осмотра судить не берусь. Может, наши полотно так разбомбили, что там колдобина на колдобине?.. Восстановлению не подлежит, вот и забросили фрицы аэродром… Отступают, возиться некогда.
— Эту возможность я как-то упустил из виду… — чуть обескуражено молвил Малышев. — Значит, придется ждать рассвета. Степаныч, тебе первому в дозор. Сергей, через два часа сменишь ефрейтора. Остальным отдыхать.
— Погодь, командир, — не отступился старшина. — Ну, чего время терять? Давай, хоть немного определимся. Колдобину найти, летный опыт не нужен. Чай не молодуха, чтоб свою с чужой на ощупь спутать… Разберусь как-нибудь.
— Даже не думай, Кузьмич. Охотник ты знатный, спору нет, и подкрадываться умеешь. Но в такой тьме и сове проводок от растяжки не заметить. И сам погибнешь по-глупому, и всю округу всполошишь.
— От беда с городскими жителями, — вздохнул сибиряк. — Окстись, Андрей. Какие растяжки в лесу? Строениям не один год, значит здешняя живность к человеку, технике и оставляемым запахам привычная, а на огород лесника, как на собственный выпас ходит. Зайцы и так не особо умны, спросонья готовые в руки прыгнуть. Диким свиньям с проголодавшимся выводком вообще все до фонаря. А уж, коль испугает их что-то, стадо не только по растяжкам побежит, — они танк снесут и не заметят. Ежик и тот, с грузом на колючках, взведенную чеку сшибет. Нет, командир, будь вдоль опушки хоть пара растяжек, здешняя охрана, ни одной ночи не могла бы вздремнуть.
— Гм, логично рассуждаешь, старшина… Убедительно, — потер подбородок Малышев. Капитану и рисковать не хотелось, и сидеть, сложа руки, сроки не позволяли. Корнеев наверняка уже успел подобраться к Дубовицам. И в любой момент можно ждать условного сигнала. Малышев взглянул на светящийся циферблат. Час пятнадцать.
— Оля, что "Призрак-Один"?
— Молчит, товарищ капитан, — тут же доложила радистка.
— Не опоздали с сеансом связи?
— Никак нет. Ждала от двадцати четырех пятидесяти пяти, до часу ноль пять. Тишина в эфире.
— Хорошо. Пока отдыхайте, младший сержант. Не проспи следующий сеанс…
— Обижаете, товарищ капитан.
— Ни в коем случае, обычная подстраховка… Степаныч, Сергей, будете сменяться, разбудите Гордееву… — и чуть помешкав, прибавил все еще не до конца уверенный в правильности принятого решения. — Добро, старшина. Разрешаю поиск. Только предельно осторожно. Лучше вернись без разведданных, но не подними тревоги.
— Есть, не поднимать тревоги… — козырнул Кузьмич и пошутил, приставляя автомат к вещмешку. — Я тут свое барахлишко оставлю на время. Присмотрите… Мало ли какой народец нынче по лесу шастает.
* * *
Хороша служба в тыловых подразделениях. Фронт громыхает черти где… А, еще совсем недавно, его вообще не было слышно. И, если б не налеты краснозвездных бомбовозов и штурмовиков, да не рассказы счастливчиков, которым после ранения повезло избежать передовой и остаться здесь, сама война казалась бы выдумкой газетчиков и агитаторов говорливого Доктора.
Дитрих поправил ремень карабина, привычно оттягивающий плечо, и неторопливо зашагал установленным маршрутом, по краю моста. Странно, что на бетонном покрытии до сих пор не образовалась канавка, протоптанная сапогами часовых.
