Почему не выкинули на помойку? Я так понимаю, что это элемент нашей извечной бережливости. А вдруг пригодиться?
Бережливость, бережливостью, однако вид у вещицы такой жуткий, зажеванный и запыленный, что не только на себя одевать мерзко, смотреть и то противно. Что и требовалось доказать, т. к. мне того и надобно. Готовился большой «бродяга-маскарад», куда уж дальше.
Чем больше отвращения, тем меньше шансов, что кто-то сознательный и отважный, не опасаясь прихватить плодовитую семейку вшей, будет слишком внимательно заниматься дурнопахнущим субъектом.
На всякий случай, в карманы сыпанул вещественных доказательств: гайки, гвозди, пробки и битый кирпич. А под подкладку драного кармана, положил основательный документ: справку из санпропускника о том, что «Гр-н Плоский Руслан Л. помывку и санитарную обработку хлорсодержащими препаратами прошел».
Ни хухры-мухры, а типовой документ, дающий право переночевать в ночлежке и съесть там же, тарелку горячего супа.
Вооруженный по всем правилам оперативного прикрытия, как дисциплинированный человек, пошел выполнять порученное задание.
* * *
Документ был, вот только смелости не хватало им перед носом у власти помахать. Хватало, не хватало, а после встречи с милицией пришлось двигаться дальше.
Кроме пальтеца, наносящего своим «роскошным» видом, урон окружающей среде, на мне были одеты не лишенные элегантности, подпоясанные веревкой ватные штанцы. Судя по их лоску и блеску, этими пережитками социализма весь перрон и прилегающую территорию Финского вокзала — терли и прилежно мыли.
Кроме этого, на мне были подвязанные проволокой солдатские башмаки с теплыми онучами, много разных дырявых свитеров, рубашек и маек… Все это давало другим основание думать, что мне в таком обмундировании, по ночам на парковых лавках Петергофского дворца гораздо комфортнее и теплее спать. Ну, и, кроме внешнего содержания, внутреннее наполнение в виде соответствующего запаха.
Запах, не мудрствуя лукаво, был создан при помощи луковицы, головки чеснока и куска сала. Конечно, сало было баловством, но пришлось его принять в вышеперечисленную компанию, дабы не сжечь свои нежные внутренности. Как минимум, сутки, исходящие от меня зловония будут отпугивать все живое. Дело говорю — в качестве профилактического закусона, данный состав неоднократно был проверен мной и самой жизнью.
Представить меня такого красивого на сцене, с испанской гитарой, даже отмыв и отпарив в бане, было тяжело. Да и делать мне там было нечего. Играю я не для сцены, для себя стараюсь. Так как, по заветам «мхатовских стариков», люблю искусство в себе, а не себя в искусстве. Чистота эксперимента требует жертв. Поэтому — томлюсь, терзаюсь, волосы на себе рву… и терплю.
Глядя на «это», то есть на меня со стороны, без преувеличения можно было сказать перед вами: а) явно деградировавшая личность с утраченными нравственными ориентирами и установками; б) агрессивно настроенный, по отношению к гигиене собственного тела — типус.
Вот такие частности…
Поможет ли все это пробраться в логово заказчика? Смогу ли выполнить ответственное поручение?
* * *
Не доходя до нужного оврага, буквально какой-то сотни метров, начинался бетонный забор. Именно через эту преграду мне и следовало перескочить…
…Опять двадцать пять.
Двое в штатском, моего роста и телосложения. Но, судя по количеству разбросанных вокруг поста окурков, видно, что гораздо моложе меня. Раз здоровье позволяет столько курить, это означает только одно, ребятишки, гораздо сильнее и выносливее меня. А вот насчет мозгов, не знаю, не знаю… Сейчас проверим.
Так, что мы видим?
Оружие у этих стражей порядка не просто выставлено на показ, а снято с предохранителей. Глянул я на них, вроде трезвые. Как-то сразу стало поспокойнее. (Примета такая: увидишь пьяного, вооруженного мента — быть беде.)
Продолжаю обзор. Судя по туповато-сонному выражению лиц, думать они не любят. Это не их это профиль. В настоящий момент они при исполнении… И вообще — выполняют приказ.
Соответствую выбранному мной образу, поэтому, заранее, как бы не видя их, подобрал лежащий в трех метрах от «засады» толстый окурок. Возжег огня и глубоко затянувшись, сделал вид, что получаю неземное удовольствие…
Эти мордатики оказались более въедливые. Несколько раз, прочитали мою справку про то, что я вымыт хлоркой. Правда, понюхав воздух, также издали потыкали в места, где по идее портных, должны были быть карманы.
Их брезгливость была моим основным козырем, а для них нормой поведения. Ни взад, ни вперед — ну, вылитые аристократы!
* * *
Чуть позже я понял, эти ребята искали не камни, о них они ничего не знали. Они терлись о мое хилое тельце, в поисках оружия и взрывчатки. Однако облом и незадача… Не нашли.
Началась беседа, скучающих в засаде сотрудников с задержанным.
- Так говоришь, бомжатка, бутылки собираешь?
Я щелкнул импровизированными каблуками, выпятил вперед живот и хрипло рявкнул:
- Так точно!
От звука моего голоса, который мог быть услышан начальством, сотрудники поморщились. Однако, продолжали строго и скучно вести опрос, пытаясь сбить задержанного с пути, и с панталыку:
- А сюда, зачем пожаловал?
Ребята оттачивали оперативное искусство ведения первичных розыскных мероприятий. Они пытались подавить мою волю и подловить предполагаемого нарушителя на оговорках.
- За бутылками, — держался я прежней версии.
- Врешь, поди…
Им было скучно. Ни про баб, ни про пиво с водкой, я с ними поговорить не мог, а другие темы они обсуждать не умели. Но находчивые и веселые, они нашли чем себя повеселить.
- Погавкай.
Это походило на оскорбление человеческой гордости и, я конечно извиняюсь перед образованной читательской публики — попрание прав человека. В другом обличие, брызгая слюной и краснея от негодования, я бы так и сказал. Но для правильного бомжа, гавкать на оперов, не унижение, а одно удовольствие.
- Гав-гав, — четко и раздельно сказал я и понуро сгорбившись, начал вилять хвостом.
- Ну, ты, сученок. Не сачкуй, давай позаливистей, — оценили они мое старание. — Ты не в цирке…
- Гау-у-ау-у, гау-у-у-ау… — загрустил я во всю ширину легких.
Мне откликнулись местные дворняги. В этот момент, у одного из сотрудников зазумерила рация.
-Тише, дурак, — это грозно мне и подобострастно в рацию. — Так точно, товарищ первый, все в порядке… Бомжа проверяем… Нет… Так точно, есть дела поважнее… Прием…
Отговорившись, опер опять обратил свой пронизывающий взгляд на меня. Я уже подумал, ну все, копец. Не-а, вроде обошлось.
