Едва Маврин прочел все и сделал необходимые записи, как вошел Пантелеев и молча положил перед ним другую пухлую папку с делом о покушении на убийство, которое произошло почти три года назад.
— Потерпевший Сытов имел какое-нибудь отношение к хищениям на заводе, за которые осуждены Сусло и компания? — мимоходом спросил Маврин, продолжая перелистывать страницы.
— По делу этого не установлено.
— А работал ли он в цехе, когда там орудовала группа Сусло?
— Понятия не имею. Между тем и этим событием свыше десяти лет.
— Наберите, пожалуйста, телефон замдиректора Фофанова, — попросил Маврин.
Пантелеев набрал четырехзначный номер и передал трубку.
— Василий Константинович, я попросил бы вас узнать, с какого времени работает в цехе по обработке изделий Сытов.
— Могу сказать сразу. Сытов работает на заводе семнадцать лет, из них в интересующем вас цехе шестнадцать.
Маврин мысленно подсчитал. Выходило, что к моменту возникновения дела о хищении он проработал там свыше трех лет.
— Нельзя ли сейчас прислать Сытова ко мне в городскую прокуратуру?
— Одну минуту. — Голос Фофанова пропал и через минуту послышался вновь. — Он сейчас на заводе и будет у вас через полчаса.
В кабинет вошла худенькая девушка.
— В приемной прокуратуры междугородная разыскивает следователя Маврина, — сказала она.
Петр Петрович встал, вышел следом за девушкой.
— Петр Петрович! — услышал он в трубке голос Кати Майоровой. — Пропал Москальцов. Приехал и вскоре пропал. Кононов поручил мне связаться с вами, сам он сейчас в поселке. И еще: нашли Семена Прудникова, сегодня доставили в город.
— Вы допрашивали его?
— Эдуард допрашивал. Прудников утверждает, что выкинул интересующий нас предмет в озеро.
— Тоже мне, криминалисты, — пробурчал в трубку Маврин.
— Не слышно! — прокричала Катя. — Говорите громче.
— Выеду ночным поездом. Буду во второй половине дня. До моего приезда Прудникова оставьте в покое.
Он вернулся к Пантелееву и стал дожидаться Сытова. Прошло не полчаса, а значительно больше, прежде чем в дверях показался маленький, юркий человечек с крупным носом и высоко поднятыми бровями. Он быстро обежал взглядом кабинет и, протянув Маврину клочок бумаги, на котором был записан номер кабинета и фамилия следователя, заискивающе сказал:
— Извиняюсь. По независящим от меня причинам вынужден был несколько задержаться.
Юркий человечек вызвал у Маврина легкое раздражение, но он заставил себя приветливо улыбнуться.
— Как ваше здоровье. Валентин Алексеевич? — спросил он.
— Мое здоровье? Нормально. А почему вы спрашиваете?
— Вас же ранили три года назад.
— Забыл я уж про то. После куча болячек появилась.
— А мы не забыли.
— Ну и зря. Я ведь говорил прежнему следователю, чтобы прикрыл дело. Подумаешь — царапина. Сдуру какой-то шельмец бабахнул и утек с испугу.
Сытов говорил бойко, но в его голосе чувствовалась нарочитая небрежность.
— Почти месяц на больничном находились, — сказал Маврин.
— Подумаешь. С того времени я перебывал во всех отделениях нашей больницы, кроме гинекологического.
— Мне бы все-таки хотелось встретиться со стрелявшим в вас человеком.
— А мне это безразлично.
— Первый раз встречаюсь с таким добрым потерпевшим, — усмехнулся Маврин и внимательно посмотрел на Сытова. — Давно вы работаете на стекольном?
— Без малого двадцать.
— Неужели все в жизни шло гладко? Даже врагов не нажили?
— Опять вы о врагах. Не знаю я, понятия не имею, кто стрелял.
Маврину осталось решить в Боровске еще один вопрос. Следователям в Новоспасске не удалось через стоматологические поликлиники найти человека с такой характерной особенностью строения верхней челюсти, о которой сказали специалисты, исследовавшие огрызок яблока, найденный на месте убийства Коробко. Маврнну пришла мысль обратиться к помощи частников.
— Занимается у вас кто-нибудь из стоматологов частной практикой? — спросил он Пантелеева.
— Таких мало — два—три. Город-то у нас небольшой. Однако есть один старый специалист — зубной врач Донде. Пожилая женщина, издавна практикует вполне официально. Я сам у нее лет десять назад ставил коронки. Держатся, как вчера поставленные. И цена сходная.
— Ее адрес?
— Уже запамятовал, но я сейчас объясню своему шоферу, куда ехать, и поезжайте с ним.
Маврин быстро собрался и перед отъездом попросил Пантелеева заказать ему билет на ночной поезд. Он рассчитывал успеть все сделать к этому времени.
Шофер лихо подкатил к подъезду серого двухэтажного здания с узкими окнами. По крутой лестнице Маврин поднялся на второй этаж и уперся в дверь. Дважды нажал на звонок. Открыла маленькая пожилая женщина.
— Заходите, — пригласила она без расспросов. — Слушаю вас.
— Мне нужна Донде Эсфирь Павловна.
— Это я.
— Очень приятно. А я старший следователь прокуратуры Маврин.
Не проявляя удивления или беспокойства, женщина молча пригласила его в комнату, обставленную громоздкой мебелью. Спинка стула, на который уселся Петр Петрович, оказалась много выше головы. Было не совсем привычно, но очень удобно.
«Не зря, должно быть, сейчас погоня за старинной мебелью», — подумал он, откидываясь на упругую поверхность спинки.
— Я к вам за маленькой консультацией, Эсфирь Павловна, — сказал Маврин и достал из портфеля гипсовый слепок. — Вам не приходилось лечить человека с такой особенностью прикуса?
Донде оседлала переносицу старомодными очками и принялась внимательно изучать слепок.
— Правый верхний клык, — пробормотала она едва внятно, — сильно выдается вперед… изогнут…
Потом встала, открыла небольшой шкаф и достала кучу карточек из плотного картона. Положила их на стол и стала читать. Петр Петрович напряженно следил за ней. Наконец Донде сложила карточки и из-под очков взглянула на Маврина рассеянным взглядом.
— Странно, но мне эта особенность кажется знакомой, — задумчиво проговорила она, — хотя в карточках такого пациента я не нашла… Правда, у меня тут только последние десять лет, остальные основательно распотрошил внучек.
— Подумайте, пожалуйста, — заискивающе попросил Петр Петрович, — вспомните, ведь такая особенность встречается нечасто.
— Я стараюсь, что-то мелькает в памяти, но, по-видимому, давно было — трудно вспомнить.
— Значит, во всяком случае, не менее десяти лет назад? — пришел ей на помощь Маврин.
Старушка помолчала, насупилась, собрав на лбу сетку морщин, и согласно кивнула:
