— Может сыну бога тоже хочется поучаствовать в этом развлечении, — язвительно спросил Калас. — Пожалуйста, выбирай из этого стада любое существо… Это не Гурон. С этими можешь делать все, что хочешь… Им, еще недавно чванливым скотам, так и так не жить…
У него в этот момент широко раздувались ноздри и на лице плавала широкая, шальная улыбка. От происходящего, он явно получал удовольствие.
Всякое мне в своей жизни удалось повидать. Был невольным свидетелем, как мусорной тумбой раздробили череп карточному должнику. Воочию видел оперативную запись того, как ради забавы палачи-милиционеры забивали в анальное отверстие молодому парню бутылку из-под водки. Много другого, о чем и вспоминать не хочется… Н-да…
Всякие ужасы приходилось наблюдать. Но, чтобы ради получения удовольствия, избивать больных и голодных людей, с этим я не встречался.
* * *
Я даже не вспомнил о висевшей на моей давно немытой шее автомате… Опять провал…
Только и запомнил, что истошно заорал: «Фашисты..! Мать-перемать…» С этого момента видеозапись, которая попала мне в руки, обрывалась…
Нервы дали сбой. Сознание покинуло меня…
Очнулся довольно быстро. В руках все еще подрагивал автомат…
Рядом в разных затейливых позах, лежало четверо вывернутых и окровавленных охранников. Для этих ребят, все случившееся было очень неожиданно. Оказалось, что когда всем гуртом стали бить заложников, они не приняли во внимание, невесть откуда взявшегося вооруженного чудака, с которым очень мило и приветливо беседовал их начальник.
Так… Что это вы, ребятки, разлеглись, как мертвые?
Вы пошутили с заложниками… Я ответил своей шуткой… Вставайте. Продолжим наш праздничный утренник…
Присмотрелся… А они и в самом деле были мертвы. Признаться от неожиданности, я сам даже крякнул или охнул? Что-то в этом роде… Матюгнулся — это точно.
Поискал глазами Каласа. Где заводила и неутомимый балагур? Где этот любимец местных женщин и широкая душа веселых компаний?
Зажимая руками окровавленный живот он валялся неподалеку пытаясь удержать выползающие между пальцами в черную грязь кишки.
Он хоть и держал свой пистолетик на взводе, но больше для бравады, для непонятного в лесных условиях троцкистского гусарства. В результате тоже оказался не готовым к правильному пониманию моей стрельбы, очень короткими и очень точными очередями.
Какой вывод из всего этого вытекал? Для посторонних странный. На деле подтвердилось утверждение, что мастерство не пропьешь. Правда, еще вопрос, кому это утверждение принесло радость?
Содрогаясь от внутренней гордости, могу точно сказать, что не Каласу.
* * *
Пытавшимся подняться заложникам крикнул: «Лежите, не шевелитесь».
Мало ли, что. Заденет шальной пулей и ау-у-у. Нет человека.
Потом подумал, может пусть оставшиеся мужички, из их компании хоть автоматы соберут. И тут же отмел эту дикую мысль. У ребят сейчас стресс. Устроят салют, перестреляют друг дружку. Нет, без надобности нам такое рагу…
Сам быстро пробежал меж мертвых, частью обыскал, частью просто посрывал оружие с трупов. Черт их знает? Может они и не трупы вовсе, а только ранены. Проверять иноземную братву на реальную трупность и готовность к походу в страну предков, катастрофически не хватало времени.
Возможно, мрачная атмосфера оказала на меня столь негативное влияние, возможно нечто иное — не знаю. Тем не менее, глядя на то, как извиваясь из бывшего босса выползали части кишечника у меня сложилось полное ощущение, что это ядовитые змеи руководящие его поступками покидали свое уютное гнездо где они столько лет жировали.
Казалось ползли: алчность, предательство, ненависть, трусость, злоба… Что-то еще… Издали было не разобрать.
Чтобы не пропустить момент дальнейшего выхода грехов и пороков, приблизился ближе. (Себе я в этот момент сказал: «Парень! Эй! Слышь. Паренек! Если у тебя разыгралось воображение, почему бы тебе не попытаться ему угодить? Свое ведь не чужое, иногда можно и побаловать. Давай». После чего толкнул себя в спину.)
Приблизившись, обратил внимание на беспорядок в созданной композиции. Пришлось пистолет лежащий рядом с Каласом ногой отодвинуть подальше. Потом поднял его, быстро осмотрел и засунул за пояс.
Присмотрелся в пузырящееся, кровавое месиво, нет, не змеи. Окровавленные и разорванные кишки, ползли из Каласа.
Раненный открыл глаза. Несмотря на боль, узнал меня.
— Кто ты? — сквозь слезы, попытался спросить он. — Зачем ты так со мной?
— Больно? — участливо поинтересовался я, оставляя его вопрос без ответа.
— Очень, — он повернул голову в ту сторону, где лежал пистолет.
— Оружие ищешь? — спросил я его. Достал из-за пояса положил рядом. — Вот твой пистолет. Возьми его… Мне он без надобности. От оружия всегда одни неприятности. Только, если соберешься из него пулять, сними с предохранителя…
Попытался он было руку протянуть, да не тут-то было. Кишки поползли быстрее. Опять грязными руками ухватился за них. Старается, держит, пытается затолкать на место. Неразрешимая дилемма, то ли внутренности держать, не давая им выползти на волю — в грязь, то ли попытаться оружие схватить и пристрелить ненавистного — меня?
Я присел перед ним на корточки, собираясь досмотреть, чем вся эта история закончиться? Присел и тут же хлопнул себя по лбу ни к месту вспомнив, что времени для дальнейшего просмотра катастрофически не хватает.
Забрал я его пистолет. Чего зря средству повышенной опасности лежать без присмотра? Еще найдет какой-нибудь дурень, типа меня отстрелит себе часть тела, а это непорядок…
* * *
Пока я, глядя на Каласа, сожалел о нехватке времени, вокруг меня стали происходить всякие странные события.
Нет. Почувствовать их мне не удалось. Врать не буду.
Но, то ли ветер дунул иначе, то ли птицы стали активнее каркать свои песни…
Сзади шорох, спереди полные невыносимой боли и страдания глаза Каласа.
Пришлось опять резко и неожиданно, в первую очередь для самого себя дергаться, совершая без разминки непредвиденные движения…
Прыгнул я в сторону, очень даже своевременно. Автоматная очередь легла кучно, как раз на то место где секундой раньше я приседал на корточки. Вслед за ней, тут же раздался одиночный выстрел.
Стрелок с автоматом, хотя и не понимая этого уже в мертвом виде, выкатился из кустов и свалился мне под ноги. Из кустов вслед за ним вышел знакомый парнишка… Тот самый, опознавший во мне, со слов своего отца Сына бога. Сам он, как я понял из его разговора с Каласом, также был не последний человек на этих «сотках». Все-таки сын вождя племени «гойкоче».
