— Вы узнаете пострадавшего? — спросил прокурор.
— Да, третий слева, — без заминки сказал полицейский, указывая на одного из обвиняемых, больше похожего на гориллу, чем на человека.
Присяжные дружно заржали, один из них даже подмигнул обвиняемому-«пострадавшему», сразу признав в нем «своего парня».
«С ними все пойдет гладко», — подумал сигом и переключил внимание на «очкарика».
«Это беззаконие, — думал тот. — Скоты глумятся над человеком, над элементарными нормами…»
«Но разве законы не мертвые слова на мертвой бумаге? — мысленно спросил его сигом. — Кто виноват, что законы не поспевают за временем?»
«И все-таки меня учили уважать законы. А эти головорезы явно нарушили их. По всем статьям они виновны», — не отступал «очкарик».
«Но что можешь сделать ты? Ты один — их много. За ними — сила. Тебе будет плохо. Пострадаешь ни за что».
«Нельзя же им дать безнаказанно избивать ни в чем не повинных людей!»
«Ни в чем не повинных людей не существует».
«Это подло — дрожать за свою шкуру, заботиться только о ней».
«Подло — пустое слово, оно ничего не означает. А ты уверен, что тот, кого защищаешь, поступил бы так же, будь он на твоем месте?»
Сигом почувствовал, что упорство «очкарика» поддается. Заглядывая в его память, ударил по самым больным местам: «Помнишь, когда тебя вышвырнули с работы, кто тогда вступился, поддержал? А если с тобой что-нибудь случится, кто поможет твоей жене и маленькой Эми?»
Сигом увидел, что «очкарик» опустил голову, втянул ее в плечи. Он думал: «Что я один могу сделать? И кто мне дал право ставить под удар Эми?»
— Все в порядке, Создатель, их оправдали, — бодро доложил сигом. — Судьи приняли разумное решение.
— А легко ли было внушить им его?
— Да. Ведь истина лежала на поверхности. Думаю, что они бы заметили ее даже без моего вмешательства. Удивляет лишь одно — как ее не понимали те, кто составляет законы?
Проходя по улице, сигом услышал крики, звон стекла, шум борьбы. Несколько прохожих — из тех, что обычно спешат на шум, — пробежали в противоположном направлении.
«Интересно, что там происходит?» — подумал любопытный сигом.
Он увидел старых знакомых — Куршмитса и его головорезов. Они занимались привычным делом — громили дом какого-то господина. Вот один из них показался в дверях, волоча за белокурые волосы женщину, второй вышвырнул через окно в костер груду книг.
«Неразумно, — подумал сигом с осуждением. — Очень неразумно уничтожать книги. Ведь в них содержится много информации».
— Алло, старина! — сказал он, становясь рядом с Куршмитсом, который командовал своими молодцами. — Опять иностранцы?
Куршмитс посмотрел на сигома своими заплывшими глазками.
— Ха! Нет, это не иностранцы, но ничем не лучше их. Они из тех, кто хочет разных свобод. Сейчас и получают одну из них.
Головорезы, услышавшие слова своего вожака, засмеялись, раздувая толстые щеки и широко разевая рты, как могут смеяться очень непосредственные люди.
— Ге, ге, — заливался один, — папаша Куршмитс скажет так скажет!
— О-хо-хо! — грохотал второй, как пустая бочка по камням. — Вот это номер!
— Э-хе-хе! — закатывался третий. — Вот так штука!
— Мы обойдемся без умников! — продолжал орать Куршмитс.
— К черту умников! — закричали его головорезы.
Они, как по команде, повернули к сигому свои здоровые, жизнерадостные лица цвета обожженного кирпича и загорланили.
— Кто хочет свободу, тот ее получит!
— Наша страна — для нас!
— Знаем мы эти хитрые штучки!
И много других, столь же лаконичных и емких изречений.
Молодчики загородили путь прохожим и заставляли вместе с ними скандировать лозунги. Сигом заметил в толпе и знакомого «очкарика». Стало обидно — он не любил торжества глупости. Сигом мысленно пожурил «очкарика»: «Ты поступаешь неразумно, давая глупцам распоясаться. Так дойдет очередь и до тебя».
«Что можно сделать? Я один, а их много», — мысленно ответил «очкарик», продолжая вторить головорезам.
— А ты почему не кричишь вместе с нами? — зарычал Куршмитс на сигома. — Или мы недостаточно хороши для тебя?
Сигом никак не мог понять, почему эти люди не соглашаются с тем, что очевидно. Он не хотел воспользоваться своими телепатоусилителями, ему самому нужно было во всем разобраться.
— Но при чем здесь книги?
— Он провокатор! — завизжал Куршмитс. — Бей его!
Сигом успел проговорить:
— Я только хочу понять…
Железный лом просвистел над его головой…
…Через несколько минут сигом удалился от груды мертвых тел. Он шел, понуря голову, он все еще искал смысл в их словах, ошалело бормоча:
— Знаем мы эти хитрые штучки… Хитрые штучки…
Под его ногой треснуло стекло. Это были очки…
— Помнишь книгу о детях Спарты? — спросил Создатель.
— О том, как слабых детей сбрасывали со скалы? — ответил вопросом на вопрос сигом.
Это не очень понравилось Создателю, но он, не сделав замечания, продолжал:
— Они поступали дальновидно. Посмотри на портреты моих предков, — Создатель указал на портреты отца и деда, висящие на стене. — Это лица сильных и мужественных воинов. Ясный взгляд, волевой подбородок — лицо, не знающее сомнений. Обрати внимание, как они похожи друг на друга и как я похож на них. Но они мне передали в наследство не только голубые глаза и белокурые волосы. Я получил от них железное здоровье, крепость мышц, силу и выносливость. А ведь бывает по-иному. Слабый ребенок — это не просто один слабый воин в будущем. Он передаст свои болезни и уродства детям, внукам, правнукам. Их становится больше и больше. Разумнее убить одного слабого, чтобы спасти от вырождения семью.
— Яснее ясного, — согласился сигом.
— А сегодня целые народы стоят перед такой проблемой. Столетиями сама жизнь не давала уцелеть слабым. Из десятка детей, появляющихся на свет, вырастал лишь один, самый сильный. Остальных уносили болезнь и голод. Но успехи медицины, которые так радовали, и улучшение условий жизни привели к тому, что из десяти новорожденных вырастают пять, а то и все десять. И среди них — половина неполноценных. А затем от них родятся дети, наследуя недостатки, усугубляя их комфортом, медикаментами, духовной распущенностью, мягкотелостью, бесплодным мудрствованием, нерешительностью. Их число растет, как лавина, угрожая вырождением всему человечеству. Мудрейшие из ученых указывали людям на эту опасность. Но в дело пошли пустые слова, надуманные понятия гуманности — и люди не смогли перешагнуть предрассудки. Были, правда, попытки провести в жизнь мудрый принцип…
