раздавались крики и вопли.
— Они будут думать, что ты принесла чуму, Кетура, — простонала Беатрис, сложив ладони вместе, словно в молитве.
— Но это так и есть, подруженька, — сказала я. — Они будут правы.
Гретта подошла к окну.
— Они идут сюда! — воскликнула она.
Бабушка, одетая в ночную сорочку, подошла ко мне.
— Уходи в лес и схоронись там, Кетура, — сказала она с пугающим спокойствием. — Я притворюсь, будто ты здесь и не пущу их в дом. Постараюсь задержать их подольше.
— Я пойду в лес, — сказала я, — но не затем, чтобы прятаться.
И тут я услышала стук копыт по булыжной мостовой, а затем в дверь заколотили.
— Бен, ты должен защитить Бабушку, — обратилась я к нему.
— Я? Как я смогу защитить ее от толпы? — беспомощно сказал Бен.
Снова раздался стук в дверь, а затем она с грохотом распахнулась. Перед крыльцом стояли Джон Темсланд, Генри и еще несколько молодых людей.
— Мы рассеем толпу, — сказал Джон, спешиваясь. — Возьми мою лошадь и уезжай, Кетура. Беги! Отправляйся к моему отцу при дворе короля. Я найду тебя там.
— Нет, я пойду в лес. Защитите Бабушку. И молчите о том, где я. Доверьтесь мне.
Я схватила Тобиаса за руку, мы выбежали через заднюю дверь и припустили в лес. Мчались, пока крики толпы не затихли вдали.
— А теперь будем ждать, — сказала я. — Он придет. Он всегда приходит.
И верно — минуло совсем немного времени, и из-за деревьев выехал на коне лорд Смерть. Плащ развевался за его спиной, словно огромные черные крылья. Он ехал медленно и уверенно. Лицо лорда Смерти было прекрасно и ужасно в своей решимости.
При дневном свете его вид наводил жуть. Как смеет он разгуливать под лучами солнца без тени стыда и раскаяния?! Лорд Смерть и его могучий конь составляли глыбу тьмы, высасывавшей свет из дня. Из-под ног коня вздымались облака, так что казалось, будто он ступает в тумане. Деревья с жадностью вбирали в себя солнечный свет — весь до последнего лучика, и лишь зеленая мгла медленно ложилась на лесную почву.
— О Господь наш небесный, — прошептал Тобиас. — Я теперь тоже вижу его!
Веснушки на лице мальчика, казалось, встопорщились от страха. Но успокаивать его не было времени.
Лорд Смерть взглянул на меня с высоты, и выражение на его лице было мрачным, горьким и властным. Облака, которые теперь закрывали солнце, сделали весь мир серым; даже листья приобрели какой-то непонятный цвет. Тобиас перекрестился, его начала бить дрожь.
Лорд Смерть спешился и отвесил мне церемонный поклон. Я присела в глубоком реверансе. Он не уклонялся от моего взгляда, а я от его. Мои глаза спрашивали: «Почему, почему, почему?»
Наконец он произнес:
— Перемен, что вы произвели в деревне, могло бы хватить, но…
— Это все моя вина… мои лимоны… Это я принесла чуму, — прошептала я.
— Я же предупреждал не иметь никаких сношений с Городом! — Он перевел иссушающий взгляд на Тобиаса. Тот застонал.
Поднялся ветер. Черные тучи громоздились все выше и выше, как будто вся земля горела и небеса задыхались от темного дыма.
— Почему? — спросила я. — Почему ты губишь ни в чем не повинных людей?
— Такие ли уж они невинные, Кетура? Ты говоришь о толпе, которая пришла в твой дом и сожгла бы тебя заживо, ежели бы застала! — Голос лорда Смерти гремел так, что под моими ногами сотрясалась земля.
— Думаешь, я не знаю, что чума не выбирает, что она убивает всех подряд? Как насчет детей — маленьких, невинных детей? Как насчет них? — Мой голос был тонок и тих, он совсем потерялся в вое ветра. Но лорд Смерть слышал его.
— Ежели бы безвременная смерть приходила только к тем, кто ее заслуживает, что сталось бы со свободой выбора? Никто не творил бы добро ради добра, но лишь затем, чтобы избежать ранней гибели. Никто не выступал бы против зла по велению собственной отважной души, но лишь затем, чтобы прожить лишний день. Право на выбор — великий дар человеку, но одно он выбирать не в силах — когда и как ему умереть.
На это мне нечего было ответить.
Но я знала, что должна сделать.
Я протянула к нему ладони.
— Прости меня! — Я не узнавала собственного голоса — такой он был придушенный и жалкий.
Вдали блеснула молния, последовал раскат грома, потом еще один, на этот раз ближе. Над головой клубились черные тучи, но дождем даже не пахло. Воздух был сух, как старые кости.
— Не проси, Кетура! — повелел он тихим голосом, в котором, однако, прозвучала нотка мольбы.
— Прости, мой господин, — сказала я, — но я должна попросить.
— Слишком поздно. Гуди Томпсон, ее муж и оба ребенка уже больны. И другие… Слишком поздно!
— Нет, государь, нет! Я знаю, что для тебя ничего не поздно. Я прошу… прошу тебя…
— Кетура! — Его крик отразился от туч, слился с громом в единый звук.
— Мой господин, я прошу…
— Как ты смеешь, Кетура?!
Небо вокруг было темным, почти как ночью, и беззвучные молнии змеились в вышине. Тобиас упал на колени, а затем потерял сознание. Вокруг меня грохотал гром и ревел ветер.
— Пощади его! Его и… — я подняла ладони выше, — и все Крестобрежье! И короля, и… Пусть я умру, но ты должен сделать моих подруг счастливыми. Прошу тебя! Ты не можешь мне отказать!
Я не смотрела вверх, видела лишь его сапоги. И тогда, хотя ветер продолжал метаться в траве и раскачивать лес, хотя черное небо яростно гремело и сверкало молниями, вокруг нас воцарилась тишина. И в этой тишине его голос пронзил мне сердце:
— Кетура, разве ты не знаешь, что твоя душа принадлежит мне? Никто на земле — ни человек, ни король, ни волшебник не могут равняться со мной в могуществе. Приходит день — и каждый склоняется передо мной. Однако ты, Кетура, деревенская девушка, заключаешь со мной сделку, водишь меня за нос и выпрашиваешь все новые и новые милости, оправдывая это тем, что хочешь выйти замуж по любви! Что ты скажешь в свое оправдание?
Я едва могла вдохнуть — с такой силой ветер бил мне в лицо.
— Что если на этот раз я дам тебе кое-что… — проговорила я. — Кое-что драгоценное?
Вокруг него вздымались черные тени.
— Ты ничего не можешь мне дать, — ответствовал он с поистине королевским достоинством.
Я сделала шаг к нему.
За этот шаг я проделала путь в сотни миль. Моя деревня была теперь так далеко, что я едва помнила ее. Путь обратно займет
