Всю ночь он вновь и вновь обтирал своих пациентов горячими тряпками и смазывал им горло. Раз или два он пытался влить им супу в глотку, но это не удалось. Он думал, следует ли ему завтра продолжать путь на юг или повернуть на запад, как он намеревался прежде. Он слышал разговоры о больших возможностях на северо-западном побережье Тихого океана или даже на реке Юконе. Мексика была уже близко, но он устал, и ему хотелось немного передохнуть.
Он задремал на стуле и проснулся как раз перед восходом солнца; женщина очнулась и увидела его. Она попыталась сесть в постели, но была слишком слаба. Он подошел и улыбнулся ей.
— Вам лучше?
— Кто ты? — Потом, прежде чем он успел ответить, она повернулась к своей девочке и прижала ее к себе. — Она выздоровеет?
— Поправляется, — кивнул он.
— Ты за ней ухаживал?
Он снова кивнул.
— Кто ты?
— Я проходил мимо и увидел, что вы больны.
Она оглядела его темное, угловатое лицо, грубую одежду.
— Ты врач?
— Нет, но я видел такую болезнь раньше.
Она не отрываясь смотрела на него.
— Очень благородно с твоей стороны, что ты остался и помог нам.
— Разве тут больше никого нет? У вас есть муж?
— Уехал несколько дней назад, он работает у шерифа этого округа.
— А скоро вернется?
— Не знаю.
— И друзей нет поблизости, чтобы помочь вам?
— Только в городе, — сказала она.
Он кивнул и сказал ей:
— Вы не должны больше говорить. Отдыхайте, я останусь до тех пор, пока вы совсем не придете в себя.
Укутав ее и ребенка и снова усевшись на свое место у окна, он почувствовал на себе ее взгляд.
— Как тебя зовут? — спросила она.
— Начоби, — сказал он, назвав первое пришедшее в голову имя.
Она слабо улыбнулась и сказала:
— Что ж, я тебе очень благодарна.
Когда она снова уснула, он встал и вышел из дома. Странно, что с его губ вдруг сорвалось имя одного из мертвых сородичей. Того, который погиб в битве, а не умер, как остальные, в резервации. Но потом он сообразил, что не так уж это и странно. Когда он был мальчиком, отец называл ему все великие имена, и он до сих пор помнил многие: Начоби, Пионсомен, Длинное Лицо, Динисеан или Смеющийся Кот, в честь которого отец хотел назвать его. А его мать остановилась на Черном Коте, употребляемом как фамилия у белых, а имя ему дала Уиллис.
Интересно, разыскивает ли его муж этой женщины? Быть может, и нет, поскольку резервация находилась в Оклахоме; но он знал, что не может больше задерживаться. Помощник шерифа скоро вернется домой, и ему не понравится, что Уиллис здесь, несмотря на то, что он сделал для женщины и ребенка. Он сказал себе, что уйдет в тот же день, как женщина окрепнет и сможет кормить ребенка. А пока он должен узнать у нее, где находится ее муж.
Он стал у окна спальни и пристально посмотрел на женщину через стекло. Уиллису вспомнилась мать и ее слова: «Ты должен понимать, что теперь нам приходится жить гораздо скуднее. Наши предки жили бы сейчас точно так же, как живем мы». А он этому отказывался верить. Он убеждал, что предки никогда бы не приняли такой жизни в сетях, они бы прорвались через них.
Ему все время казалось, будто он был проклят в час своего рождения. Будучи маленьким мальчиком, он часто видел великих вождей и слышал о победах над белыми. Его отец и его дядя рассказывали ему о былой славе, он словно был свидетелем той эпохи и только много позже понял, что то время ушло безвозвратно.
Иногда он просто-напросто сидел и смотрел на далекий круг горизонта. Вот когда его гнев доходил до белого каления: их предки странствовали по континенту от побережья до побережья, а они тут, как рыбы в озере, ограничены участком в триста квадратных миль.
Он разыскал пузырек и налил в него теплого молока для ребенка. Мать проснулась и покормила девочку, а он смотрел на них. Мать теперь казалась крепче; жар у нее прошел, и кашляла она не так часто. Пока ребенок медленно пил, она смотрела на Уиллиса.
— Тебе нужно идти дальше?
— Да, нужно. Я хотел убедиться, что вам стало лучше. Горло очень болит?
— Немножко, но мне гораздо легче благодаря тебе.
Мать посмотрела на девочку.
— Она тоже выглядит неплохо, — сказал он.
— Да. Я не знаю, что бы мы без тебя делали.
Он спросил, как все это случилось, и она сказала, что их с девочкой почти одновременно и неожиданно бросило в жар, и у нее и у дочки заболело горло, потом начались кашель и головные боли, да такие сильные, что пришлось лечь в постель. Он сказал, что в детстве он болел дифтеритом и потому запомнил некоторые симптомы болезни и методы лечения.
Она улыбнулась ему и сказала:
— Это было божественное провидение, что ты случайно оказался здесь.
Он поинтересовался, часто ли ее муж отлучается так надолго, и она ответила, что всегда, когда этого требует работа, поскольку муж знает, что она может сама позаботиться о себе и о ребенке.
— До этого случая, — улыбнулась она.
Он спросил, сможет ли она проглотить немного супу, и она сказала, что попробует. Он принес ей супу и сел у окна, пока она пила. Это была красивая молодая женщина с круглым лицом и длинными светлыми волосами. В перерыве между маленькими глотками она спросила его, откуда и куда он идет. Он соврал, что направляется работать на какое-то мексиканское месторождение золота. Она сказала, что неплохо бы ему остаться до возвращения ее мужа, который, видимо, уже находится на пути домой и сможет отблагодарить его. Но что, если он не останется, она тоже поймет.
В другое время и в другом месте он был бы не против того, чтобы задержаться в комнате один на один с белой женщиной. Он слышал о многих индейцах, которых в таких случаях обвиняли во всем — от попытки изнасилования до терроризирования беспомощной женщины. Но здесь между ними было только дружелюбие. Какое-то чувство родства, которого он раньше не испытывал ни к одному белому. Это заставило его вспомнить о словах, которые он прочел в гостиной.
Он видел, что женщина все еще слаба; он убрал бутылочку и миску и сказал, что побудет еще немножко, пусть она получше отдохнет. Она устало улыбнулась и сказала, что это очень мило с его стороны и что она не знает, как отблагодарить его. Он снова занял свой пост у окна и принялся внимательно разглядывать прерию.
Чем больше он сидел, тем беспокойней становился. Он стал думать о временах, когда его народ страдал от белых в основном из-за того, что слишком им доверял. Один из его дядей очень рано научил его поговорке: «Доверяй белым, но держи свой нож острым». Возможно, эта женщина — после всего, что он для нее сделал, — не причинит ему вреда, но муж — дело другое. Он вышел наружу и подумал, как же ему все-таки быть.
