Марта посмотрела на свои защищённые бинтами ладони. Вчера на одном из привалов Саша обмотал ей их со словами: «Так ты не поранишься, если вдруг упадёшь или за что-то схватишься». И она повторила за ним сегодня. Всё-таки опыт есть опыт, и он понимал, зачем это необходимо. Открытые пальцы, оцарапанные и кое-где ободранные, саднило, но было бы намного хуже, если б к ним присоединились и ладони. Затем Марта перевела взгляд на ноги в кроссовках и похвалила себя за предусмотрительность. Ей и представить было сложно, как бы она шла в тех недосандалях по этому лесу.
— Ну что, — громко произнесла Марта, — идём на вы! — и двинулась в сторону ближайшего провала. Хотелось хоть как-то себя подбодрить, а кричать «Ура!» там, где нет никаких звуков, кроме шороха шагов и шума падающей с высоты воды, казалось ещё глупее.
Она подумала, что и к этой скале придётся добираться долго, но практически не заметила, как оказалась перед выбранной пещерой. Темнота в её глубине пугала. Чудилось, что стоит сделать шаг внутрь, и со всех сторон нападут монстры, призраки, вампиры и прочая пакость, от которой не отбиться. Страх парализовал ноги, не пуская дальше, и тогда Марта, вспомнив пещеру Ху, протянула руку перед собой.
Темнота отступила. Марта увидела, что пол перед ней вымощен гладкими плотно пригнанными друг к другу камнями, а свод слишком ровный, чтобы иметь природное происхождение. Она ступила внутрь, и свет продвинулся дальше, заставляя её чувствовать себя большим светлячком в летнем ночном саду. Проявились стены, покрытые цветочными и травяными узорами, чередующимися с чем-то, похожим на странные иероглифы, прочитать которые у Марты не получалось.
Она подошла к одному и прикоснулась к линиям. Те вспыхнули под её пальцами и подсвеченной дорожкой словно бы побежали вглубь пещеры, указывая путь. Они мерцали, и Марта поняла, что это мерцание совпадает со стуком её сердца. Тук-тук, тук-тук, тук-тук… Оглянувшись в сторону входа, она молча кивнула себе, соглашаясь с тем, что всё равно нужно идти, и двинулась вдоль иероглифов.
Пещера закончилась лестницей вверх. Совершенно точно рукотворной. Сдержавшись, чтобы снова не обернуться, Марта выдохнула и начала подниматься по ней, машинально считая ступени и точно зная, что их будет ровно сто восемь. Откуда? Возможно, оттуда, что именно это число всегда считалось в буддизме священным. А возможно, потому, что именно оно было написано на первой ступени.
«Первая. Вторая. Третья… — считала она. — Интересно, почему именно меня так наказали, заставив пережить смерть родителей? Девятая. Десятая. Я же ничего не сделала плохого. Я всегда вела себя так, чтобы люди могли прийти и попросить у меня помощи. За что они все меня так ненавидели? Двадцать первая. Двадцать вторая… Разве я заслужила? Почему? Почему он ушёл, бросил меня с тем, кому сам велел не доверять?» Марта не поняла, как у неё внезапно возникли все эти мысли.
На двадцать седьмой ступени она остановилась, чтобы отдышаться, и внезапно поняла, что её лицо залито слезами. Тяжёлыми. Горячими. Капающими с подбородка на грудь. «Двадцать седьмая ступень, — подумала Марта, — первая благородная истина о страдании? Неужели это она? Но если она, тогда дальше будет вторая — истина о причине страданий. Но…»
Марта закрыла глаза, выдыхая и пытаясь успокоиться. Если всё так, тогда дальше, на следующих двадцати семи ступенях она получит ответы на свои вопросы. Те самые, которые она только что задавала. И ответы наверняка будут не самые приятные. Но идти нужно. И Марта сделала шаг на двадцать восьмую ступень.
До пятьдесят четвёртой ступени она дошла, пару раз остановившись, потому что возникающие перед внутренним взором картинки не позволяли двигаться дальше.
— Толик, дай Марте поиграть, она же маленькая! — Мама забрала у Толика заводного робота, которого ему только что подарили на день рождения, и сунула Марте, хотя она и не хотела.
— Марта, ты посиди, почитай книжку, а остальные пусть спят! — Воспитательница посадила её на стульчик у своего стола, разрешая не спать в сон-час, и ушла по своим делам. Марта читала с трудом, но раз сказали, значит надо.
— Вот посмотрите, ни одной помарки! А вы! — Ангелина Степановна потрясла перед всем классом тетрадью Марты по чистописанию. И никто не знал, что это была пятая тетрадь, и в ней не хватало двух листов.
— Зайцев! Мне только что сказали, что ты списал домашнее задание у Пронина! Бери пример со Звонарь. Она никогда не списывает, всё делает сама! Все берите пример со Звонарь! — Брать пример? Марта покраснела, вспоминая, как нашла тетрадь Толика и все решения списала из неё, благо, что учебники были практически идентичными, только год издания разнился.
И после этого её не ненавидеть? Да будь она на их месте, Марта сама себя бы возненавидела. За все эти указки в её сторону. Марта хорошая. Марте можно. Марта умная. Марта… Марта… Марта…
— Я не могу тебя отпустить. — Мама стояла у зеркала, рассматривая непонятное бордовое пятно, внезапно возникшее на левом боку. — Меня кладут в больницу. Будут делать анализы, а это стоит денег. В следующем году поедешь, хорошо?
— Да что с тобой случится? А у меня в следующем году уже университет. Если не поеду в этом, то всё, моя жизнь кончена! — Марта ревела, понимая, что выглядит это слишком искусственно, но не поехать на море с Ленкой, единственной подругой, она не может. Она уже сказала, что договорилась с родителями. А если не поедет, то Ленка возьмёт с собой Аньку, которую Марта ненавидит всей душой.
Что с ней случится? Если бы Марта знала, что может случится, она никогда не сказала бы подобного. Но дети даже в семнадцать лет ещё дети… Никто в этом возрасте не думает о будущем, тем более о таком.
— Я не могу сказать, что люблю тебя, — она лежала у него на плече, и почти не слышала его слов, — но могу сказать, что мне будет сложно с тобой расстаться. И если ты мне поверишь, обещаю, что никогда тебя не брошу. Что исполню все твои желания.
Исполнит желания… Остановившись на пятьдесят четвёртой ступени, Марта согнулась пополам, и её вырвало. Жидким, потому что позавтракать она так и не собралась, и в желудке плескались лишь остатки воды и разбавленная ею кислота. А ведь он ушёл не просто так, его тоже увели — исполнять её желание. То, которое она уже решила не загадывать, потому что смирилась, потому что поняла, что жизнь просто так не исправить.
Выпрямившись, Марта посмотрела вверх, туда, куда вёл путь благородных истин. Это точно они. А ведь в свитке было написано, что артефакт исполнит только настоящее желание, и как узнать, которое из них настоящее, если не пройти путём истин? Всё верно.
— Простите, — произнесла она, — я тут немного испачкала, и мне нечем убрать. Пожалуйста, не гневитесь на меня, если будет возможность, я вернусь и всё очищу. Но пока мне нужно идти.
Сложив руки в молитвенном жесте, она поклонилась и продолжила свой подъём. Легко, почти не задумываясь происходящем, потому что дальше следовало лишь принять произошедшее и понять, что мир такой, какой есть. И её жизнь такая, какая есть.
3.
Марта замолчала, глядя мне в глаза.
— И? — спросил я, понимая, что этим закончиться не могло.
— И всё. А следующее, что я помню — это как мы столкнулись, и ты подал мне перчатку. — Она покачала головой. — Это странно. Я понимаю, что должна была дойти, увидеть артефакт, загадать желание, чтобы оказаться здесь и сейчас, но этого не помню. Почему?
— Я не знаю. Последнее, что помню я, это как нашёл пещеру позади водопада. — Я вздохнул. — Ты прошла дальше.
— Наверное. Получается, ты вообще ничего не загадал?
— Получается.
— Но если ни я, ни ты ничего не помним, то откуда мы можем это знать?
— Твоё желание исполнилось.
— Но…
— Я тоже хотел, чтобы оно исполнилось.
— Но…
— Послушай, — я снова сжал её руки, — а есть ли необходимость в том, чтобы узнать, чьё желание исполнилось — твоё или моё, если оно было общим?
— Но оно не было общим. — Марта освободила свои руки, сложила их на коленях под столом и отвела от меня взгляд, задержав его на окне, за которым пошёл снег.
