Капитан сидел неподвижно бесстрастно, как Будда. Майор же, напротив, быстро пояснил:
— Я уже говорил вам, что слишком хорошо знаю вашу Сикрэт Интеллидженс сервис. Сначала я хочу получить деньги, распорядиться некоторой их частью, может быть, перевести часть подпольным путем в какой-нибудь швейцарский банк... ах, этот Ширер, Ширер!.. А затем уж...
— Но ведь вы говорили, что деньги заберет этот ваш немец-инженер!
На две-три секунды застигнутый врасплох майор застыл с раскрытым ртом.
— Да, да, — запоздало спохватился он. — Основную сумму он, конечно, заберет, но он хочет и нас с капитаном вознаградить. Не стану же я чистить отхожие места в вашей Англии! Ваше здоровье, капрал!
Дверь распахнулась, в столовую вошла панна Зося.
Нет, не «Джонни Уокер» надел на капрала в ту первую встречу розовые очки. И в простом платье великопольской крестьянки была она великолепна. Капрал встал и в первый раз в жизни поцеловал руку женщине.
— О! Невежа из Лондона скоро станет светским львом, — насмешливо улыбнулась Зося. Ее темные брови скрылись под светлой челкой. В серо-голубых глазах с удлиненным разрезом плясали чертенята.
За ужином больше всех говорил пан майор. Капрал Вудсток поймал себя на том, что плохо слушает майора и почти не спускает глаз с панны Зоси. Капрал чувствовал себя неловко: он плохо представлял себе, как ему следует вести себя за столом; нужно ли ему, например, подливать вина панне Зосе, предлагать закуску. Понятие о застольном этикете он имел самое слабое, поскольку специально этикет он не изучал; оставалось надеяться лишь на врожденный такт. Все эти условности разведчик может, конечно, презирать, но он не имеет права их не знать.
В голову капрала Вудстока лезли какие-то банальные красивости, отчего-то щемило сердце, и, странное дело, почему-то он ощущал себя сильнее, чем когда-либо в другое время, истинным капралом Вудстоком... В столовую кто-то негромко постучал.
— Войдите! — сказал граф с таким величавым спокойствием, словно сидел не на явочной квартире, а в своем родовом замке.
В дверях появился знакомый Вудстоку рыжий поручник.
— Пшепрашем, пане майоже! — сказал поручник, козыряя. — Вам срочная депеша из штаба дивизии! Извините, пан капрал!
Он протянул какой-то конверт пану майору. Тот, утерев губы салфеткой, встал и, надрывая конверт, сказал:
— Прошу простить меня, дети мои. Мне необходимо срочно ответить на эту депешу от делегатуры. Думаю, вы не будете скучать без третьего лишнего...
От капрала Вудстока не ускользнуло, что при этих словах майор бросил на панну Зосю многозначительный взгляд, но его больше встревожило упоминание о «делегатуре» — представительстве польского эмигрантского правительства в Лондоне. Неужели у майора появилась связь с Лондоном?!
— Не выйти ли нам в сад? — сказала панна Зося, когда за майором закрылась дверь. — Здесь так душно.
Они гуляли в сумерках под облетевшими каштанами, ступая по земле, почти целиком закрытой ковром из уже пожухлых листьев.
— В это время года, — говорила панна Зося, поеживаясь в зеленом плаще с капюшоном, — я люблю бывать на нашем кладбище под Варшавой. Жаль, что у нас нет времени дойти с вами до ближайшего погоста. Вы никогда не видели ничего подобного в своей Англии: могилы немецкие, могилы польские, русские могилы царских времен. И все лежат отдельно в своих границах, порознь, как в жизни, так и после смерти. Идешь аллеями, читаешь надписи на надгробных камнях, и перед тобой оживает вся история нашей родины. Польские уланы наполеоновских войн, повстанцы, католики, лютеране, православные, униаты... Могилы, могилы, могилы... И больше всего польских могил... Вы любите ходить на кладбище?
Капрал Вудсток вынужден был признаться, что избирает для прогулок иные места. Впрочем, он процитировал несколько печальных строк из хрестоматийной поэмы Томаса Грея «Элегия, написанная на сельском кладбище». Ему захотелось рассказать панне Зосе, что Жуковский дважды переводил «Элегию» Грея, во второй раз после посещения Англии и того кладбища, на котором была написана «Элегия», но он тут же вспомнил, что капрал Вудсток ничего не знает о поэте Жуковском.
В саду стояла какая-то приглушенная, преддождевая тишина. Сад, как чаша, был до краев наполнен этой тишиной. В обманчивом, сторожком покое под каштанами разливается неуловимая грусть. Может быть, капралу Вудстоку грустно оттого, что вспомнил он чеховский рассказ о недоступных красавицах, проносящихся в освещенных окнах ночных поездов. Вот и Зося, недоступная и недосягаемая, как Аэлита, промелькнет ярким метеором в его жизни, промелькнет и исчезнет бесследно...
А может быть, вспомнил капрал Вудсток своего наставника, неречистого подполковника Орлова, который, непрерывно конфузясь, растеряв всегдашнюю свою самоуверенность, говорил грубовато и смущенно: «Женский вопрос у нас, значит, разведчиков, еще это самое... недостаточно разработан. Женщина, она может тебе быть верным товарищем и самым коварным врагом. Не надейся использовать для нашей работы это самое... чувство женщины: для этого ты еще слишком молод и неопытен, сам запутаешься в сетях. Главное, не увлекайся никем, не влюбляйся ни в кого. Считай, что ты запер сердце на замок, а ключ мне отдал до возвращения с задания».
А рядом щебетала панна Зося:
— До войны я не знала жизнь, была пятнадцатилетней гимназисткой, зачитывалась Габриэлой Запольской-Снежко, мечтала стать польской Жанной д’Арк...
В конце аллеи, упиравшейся в закрытые ржавые железные ворота, панна Зося вдруг повернулась к нему и, волнуясь, решительно проговорила:
— Не верьте графу! Это страшный человек!
— Я не понимаю вас, мисс Зося! — прошептал капрал, глядя в потемневшие глаза девушки. — О чем вы говорите?
Эти слова Зоси вернули его с небес на землю.
— Я не должна вам это говорить, Юджин, но я не могу иначе. Я ненавижу его. Это он и ему подобные погубили моего отца. Бек, Рыдз-Смиглы, Славек — они правили страной и презирали ее, уверяли, что Польша — страна дураков, годится только на растопку. А я люблю Польшу. До войны я только и слышала: «Честь! Честь! Честь!» На оборотной стороне креста, которым граф гордится больше всего на свете, выгравировано: «Честь и Отчизна». А сколько раз он торговал своей честью и продавал родину! Не верьте ему...
— Панна Зося! — взволнованно заговорил капрал. — Это очень серьезно. Не хотите ли вы сказать, что граф собирается провести меня, обмануть британскую разведку, армию Его Королевского Величества, подсунуть нам негодный, фальшивый товар за такие деньги?
— Нет, Юджин. Это настоящие документы. Документы, как я слышала, огромной важности. Но они их украли как мародеры, совершив еще одно страшное преступление. Теперь капитан боится, что граф проведет его, улетит один в Англию с деньгами. Я слышала, как они грызлись, ссорились... А немца никакого нет... Граф — актер в жизни, эгоцентрик, тщеславная дрянь. В двадцать лет он стал офицером-героем, и это его погубило!.. Идемте, стоять нельзя, граф наверняка следит за нами. Это он подослал меня к вам, приказал пойти с вами в сад.
