Неон испугал меня, и я поспешно позвал Эру через микрофон.
— Эра, родная! С бодрым утром новой жизни!
— Инко?! Какое счастье! Ты уже проснулся? Где же ты? Кто нас разбудил? Люди или мариане?
— Люди, подруга моя! Люди, которые достигли того уровня развития, о котором мы с тобой для них мечтали.
— Как хорошо, — вздохнула Эра. — Но где же ты, почему я только слышу твой голос и не вижу тебя?
Я любовался лицом Эры на экране, сменой на нем радости, недоумения, тревоги, потом снова счастливой улыбки.
Профессор Неон Петров решительно открыл дверь в прозрачную камеру и смело вошел в нее. Клубы пара вырываются ему навстречу и окутывают нас, словно морозный воздух Антарктиды, хлынувший в теплое помещение.
— Приветствую тебя, дочь мудрых мариан, просветительница людей! — сказал он на великолепном языке древних мариан, специально овладев им с помощью аппаратов Черного Принца и нашей с Далем консультации. — Приветствую тебя, гостью людей, вступающую в новую жизнь.
— Привет тебе, Человек, знающий наш язык. Но я могла бы сама говорить с тобой на одном из земных языков. Скажем, на языке людей Толлы или инков, наконец, даже на языке шумеров.
— Лучше я буду говорить на твоем языке, самоотверженная Эра. Языки, о которых ты вспоминаешь, почти все забыты на Земле.
— Ты пугаешь меня, Человек. Я только что слышала голос моего Инко, но вижу только тебя. Что с ним? Жив ли? Не запись ли его голоса слышала я?
— Он жив и ждет тебя. Но я должен убедиться в твоем хорошем самочувствии прежде, чем подвергнуть тебя столь тяжелому потрясению.
— Потрясение? Ты правильно сказал на нашем языке? Почему потрясение? Не все удачно было с его пробуждением?
— С его пробуждением было все удачно.
— Значит, с моим? — догадалась Эра.
Неон помог Эре встать на пол камеры и показал, как пользоваться магнитными подошвами.
— Ты человек, пробудивший моего Инко? — спросила Эра, возясь с ботинком и поглядывая снизу вверх на Неона.
— Нет, не я, которого зовут Неон, а мой отец Даль.
— Он был стар, твой отец, когда пробуждал моего Инко? — осторожно спросила Эра, выпрямляясь.
Подошел Иван Петров, застенчиво глядя на прекрасную царевну из давней сказки.
— У него бородка, как у моего Инко в юности, — кивнула в его сторону Эра.
— Это мой сын и первый помощник. Имя его Иван.
— Шумеры звали моего Инко Оанном. Где он? Ты не отвечаешь, как давно твой отец разбудил его?
Неон медлил с ответом, и это намеренное промедление было подготовкой к тому, что должно было обрушиться на Эру.
— Мой отец Даль, первый знаток языка мариан, разбудил твоего Инко еще до моего рождения.
— Но у тебя взрослый сын! — с ужасом произнесла Эра. — Или теперь вырастают быстрее?
— Прежде чем наши «жрецы здоровья» начнут знакомиться с тобой, чтобы оградить тебя от всех невзгод, ты увидишься со своим Инко.
На лице Эры легли решительные морщинки между бровей и по обе стороны губ.
— Я готова ко всему, — раздельно произнесла она.
Неон сделал знак, и я отделился от толпы встречающих Эру в новом тысячелетии и направился в прозрачную камеру.
Я старался держаться прямо, почти отрываясь от магнитных подошв, которыми прищелкивал при каждом шаге.
Туман уже рассеялся, и Эра могла видеть меня.
Все два года, которые Неон после окончания собственного сна готовился к пробуждению Эры, я ни разу не рискнул посмотреть на себя в зеркало. Мне было страшно. Но свою белую бороду я мог видеть и без зеркала. Конечно, ничего не стоило ее отрезать. Но разве в ней только было дело? Я старался все эти годы, живя предстоящей встречей с Эрой, поддерживать в себе бодрость. Никто прилежнее меня не занимался физическими упражнениями, бегом (и даже без дыхания!). Поэтому я выглядел моложе Галактиона и Песцова, но все равно я появился перед Эрой глубоким старцем.
Она неловко стояла на прилипших к полу магнитных подошвах. Увидев статного, как она потом призналась, старика с длинной седой бородой, она в первый момент не могла поверить, что это я. Но потом поняла все, подготовленная к жестокой правде умными словами Неона.
Она бросилась ко мне, прильнув к моей груди, едва доставая мне до подбородка, пряча лицо в моей густой бороде.
Я гладил ее плечи.
— Мы будем вместе, — говорю я. — Считай меня своим отцом в этом мире.
— Ну нет! — восклицает она и поднимает ко мне свое лицо, покрытое первыми в новом мире слезами. — Нет, Инко! Если ты сам в сердце не изменился, ожидая меня, я уж, во всяком случае, не изменилась.
— Лучше бы я умер, — шепчу я.
— Как ты можешь так говорить? Ведь тогда бы мы не были вместе сейчас!
— Но между нами полвека.
— Разве это пропасть тысячелетий? Мы вместе перешагнули через них и, пока живы, будем вместе.
— Вместе! Наконец-то вместе! — шепчу я, вглядываясь во влажные глаза моей воскресшей подруги.
Поземка только начиналась. Белая пустыня, недавно разделенная золотистой дорожкой, протянутой к багровому солнцу, теперь вспенилась и кипящим морем ринулась на вездеход.
Но машина уверенно продолжала свой путь по накатанной дороге к «Базе переливания крови», как назывался кочующий по Антарктиде лагерь запуска ледяных ракет.
Вскоре пенный поток скрыл колею. Белые языки, взмывали к тучам, холодным пламенем охватывая вездеход. И он уже будто плыл по белому бурному морю, уровень которого зловеще повышался, наполовину затопив летящим снегом кабину.
Пока пурга разыгрывалась, оба пассажира любовались непривычной стихией. Ведь каждая крупинка здесь была застывшей водой, столь редкой на Марсе.
Скоро в окна уже ничего не стало видно. Вездеход словно опустился на дно бушующего потока. Дикий свист и вой проникали даже сквозь обшивку кузова и леденили кровь.
Но экипаж машины был спокоен. Локаторы позволяли впотьмах двигаться и полярной ночью, и в лютую пургу.
Могучий старец, улыбаясь, смотрел в заснеженные окна. Он бывал здесь не раз. Его молодая спутница невольно прижалась к его плечу. Иногда они обменивались молчаливыми взглядами.
Они все еще не могли наглядеться друг на друга. Со стороны можно было подумать, что это любящие дед и внучка. Но это были муж и жена, соединившиеся в самую страшную бурю на Земле и теперь трагически разделенные по возрасту полувеком.
Старец все внимательнее всматривался в знакомые и, казалось бы, на глазах меняющиеся черты любимого лица. Он старался думать, что счастлив, что скоро они вместе с Эрой полетят на Марс, а сейчас увидят, как взлетают в космос исполинские ледяные глыбы, уносясь на их родную планету, как уже повелось изо дня в день на протяжении пятидесяти лет.
