Теория вероятностей, имея дело с большими числами, не может исключить единичных отступлений, аварийных случаев, когда запущенный в космос многомиллионный по счету айсберг из-за отказа двигателей вдруг обрушится обратно на Антарктиду или в океан. За все пятьдесят лет выполнения «галактического» плана Петрова было отмечено только два таких случая.
И вот по стечению обстоятельств третий случай приключился именно тогда, когда вездеход с двумя бесценными для человечества гостями Земли двигался по остаткам ледяного панциря Антарктиды.
Если бы ледяной снаряд размером в многоэтажную башню, как и все остальные, долетел до Марса, то при падении образовал бы там кратер, разбросав сверкающие осколки.
Этого не произошло, и ледяная глыба обрушилась рядом с вездеходом, ударив раздробленным хвостом по кабине.
Механик-водитель и штурман были убиты на месте. Оба пассажира лежали без сознания, обливаясь кровью.
Первой, спустя немалое время, пришла в себя Эра. Она увидела перед собой по-былому рыжую, а не белую бороду Инко, и не поверила глазам. Не мог же он вдруг помолодеть?
Но он не помолодел: его борода была окровавлена.
Эра заставила себя пошевелиться. Оказывается, хоть и оглушенная, она может двигаться.
С ужасом увидела она смятую кабину управления, два изуродованных трупа в ней и зарыдала.
Но тотчас взяла себя в руки. Она была когда-то врачом и умела повиноваться долгу. Людям уже не помочь, но умирающий Инко лежал рядом.
Эра расстегнула на нем одежду, обнажила зияющую рану на шее, нашла в аптечке бинты и умело остановила кровотечение. Страшно было подумать, сколько крови он уже потерял! Лицо его стало землистым, губы ссохлись, грудь судорожно вздымалась.
Как же дать людям знать о несчастье?
Эра с трудом открыла внутреннюю дверь в кабину управления: незнакомая аппаратура, ни конусов, ни сфер, ничего привычного по «Поиску» или глубинным городам. Где же тут приборы электромагнитной связи? Работают ли они?
И Эра в отчаянии стала наугад крутить маленькие цилиндрики ручек. При этом она рассказывала о том ужасе, который произошел. И вдруг догадалась, что все напрасно. Если ее даже и услышат, то ни слова не поймут.
Она стала говорить на языке людей Толлы, на языке инков, даже древних шумеров. И наконец зарыдала, по-женски, горько и безутешно. Всхлипывая, она повторяла уже только марсианские слова.
Но сколько она ни крутила незнакомые ручки, в кабине не раздалось ни звука. Очевидно, никто не услышал одинокого призыва о помощи. И никто не найдет исковерканного вездехода с умирающим марсианином Инко и его беспомощной подругой.
И тогда марсианка, подчиняясь скорее отчаянию, чем здравому расчету, решила двигаться к Базе, таща за собой бесчувственного мужа.
Она смастерила из обломков вездехода подобие саней, никогда в жизни их не видя, использовала полозья, высвободив их из-под вездехода. На эти полозья она положила Инко, закутав его всем, что только могла найти в вездеходе. Потом впряглась в самодельные лямки и потащила сани навстречу морозному ветру.
Колючий снег бил в лицо, слепил глаза. Впрочем, увидеть что-либо и так было невозможно.
Эра стремилась не сбиться с колеи, по которой тянула полозья. Навстречу летело холодное, обжигающее пламя, состоящее из крупинок застывшей влаги. И даже слезы на глазах превращались в льдинки, ресницы смерзлись… Дышать становилось все труднее.
Как сурова, оказывается, прекрасная Земля!
Эра, закусив омертвевшие губы, исступленно двигалась вперед. Вдруг снег разом перестал бить в лицо. Мутная пелена исчезла, словно сдернутый полог. В том месте, где перед бурей виднелось багровое солнце, теперь по небу в нежных красках разливалась оранжевая заря. Морозный воздух остановился и как будто звенел — полярная метель кончилась.
Эра, к своему ужасу, убедилась, что потеряла накатанную колею, и уже не знала, куда шла. Она остановилась, чтобы дыханьем согреть Инко.
Потом снова двинулась, падала в изнеможении, но опять поднималась, чтобы идти неизвестно куда.
Заря в небе сменилась россыпью звезд. И тогда Эра увидела прикрывающие их цветные занавеси, свисающие переливающими нежной радугой складками. Она никогда не поверила бы, что земное небо может быть настолько красивее космического! Но сейчас никакая красота природы не существовала для нее.
Потом занавеси растаяли, и стало светло, как при новой заре. Из-за горизонта в небо упирались лучи. Это могли быть прожекторы, как называют люди сильные светильники направленного действия.
Так вот где лагерь ледяных ракет!
Эра обернулась к саням, где лежал Инко, и в изумлении застыла. Точно такие же лучи вставали из-за противоположной стороны горизонта, соединяясь на небесном куполе исполинским шатром.
Эра поворачивалась то в одну, то в другую сторону в полной растерянности. В изнеможении она упала в снег около самоходных саней. Сейчас холодный сон снова охватит и ее и Инко… Ну и пусть. Они уже засыпали так один раз, и тогда это было совсем не страшно…
Даль Александрович Петров скромно отметил свое семидесятипятилетие. Академия и университеты мира не оказывали ему тех почестей, которые десять лет назад были оказаны в такой же день его брату, Галактиону Александровичу Петрову, академику и лауреату научных премий мира, признанному автору Великого Плана «космического переливания крови». Младший его брат Даль так и остался рядовым инженером и всю свою жизнь запускал по этому плану ледяные ракеты в космос. И никто, кроме его старшего брата, не знал, что полвека назад, еще на Марсе, Далька, как тогда его называли, предложил Галактиону перебросить на Марс излишки льда с Земли. Но мог ли этот «галактический замысел», выдвинутый недоучкой, тогда еще даже не закончившим института, вызвать к себе серьезный интерес? Другое дело, если с подобным планом выступит солидный член-корреспондент Академии наук, уже заслуженный в ту пору профессор Галактион Александрович Петров. И тогда на далеком Марсе, в заброшенной сталактитовой пещере почти вымершего глубинного Города Долга братья договорились между собой. Ради достижения такой великой цели, как выход марсиан на поверхность, пригодную для жизни, авторство плана преобразования Марса вначале официально будет принадлежать Петрову-старшему.
Но с годами Галактион Александрович так свыкся со своей ролью спасителя марсиан, что даже не вспоминал о том давнем разговоре с братом. Даль десятилетия «тянул лямку», исправно запускал ледяные ракеты, решая незаметные, но важные технические задачи, до которых не снисходил важный академик Петров. Никогда Даль не напоминал брату об их договоренности, по которой Галактион обязывался в свое время огласить имя истинного автора плана. Сейчас же, когда Петрову-старшему перевалило за восемьдесят пять лет и он был перегружен и летами, и заслугами, напоминать ему об этом Даль просто не мог.
