Жидкие, бесцветные глаза его забегали по углам комнаты с одного предмета на другой.
— Представьте, — вдруг заговорил царь, обращаясь к коменданту и Голованову, и вытащил из кармана газету: — Здесь пишут, что не ладится с железными дорогами. Я думаю, что у нас в России все-таки можно наладить транспорт.
— Чего ты не наладил? — усмехнулся комендант.
Царь сконфузился и замолчал. Жена и дочери его молча взглянули на вошедших. Высокая, худая, вся в темном, похожая на учительницу немецкого языка, царица резко поднялась, отшвырнув с колен рукоделье, и что-то сказала Николаю по-английски. Она, очевидно, просила царя передать какую-то просьбу Голованову. Николай колебался. Потом, подойдя ближе, сказал:
— Нас стесняют. Не пускают в церковь. Передали не все вещи. В Тобольске мы пользовались свободой. Временное правительство…
— Не забывайте, гражданин Романов, что вы не в Тобольске и не в распоряжении «Временного правительства», — сухо прервал его Голованов.
— Да, да, да, — снова заторопился царь и растерянно затеребил левый ус, — но я прошу вас только возвратить нам наши вещи…
Царица, сердито отвернувшись, вышла в свою комнату. Дочери последовали за ней. Внимание Реброва давно привлекала развернутая на столе книга. Он подошел взглянуть на нее. Книга была заложена небольшой потрепанной картонкой, согнутой втрое. Ребров взял закладку, — она оказалась тобольской продовольственной карточкой.
Тоб. Город. Продов. Ком. ПРОДОВОЛЬСТВЕННАЯ КАРТОЧКА
№ 54Фамилия: Романов.
Имя: Николай.
Отчество: Александрович.
Звание: экс-император.
Улица: «Свобода».
№ дома…
Состав семьи: семь.
Подпись выдавшего карточку…
Председатель комитета Тарасов.На обороте — пометки о выдаче продуктов и правила пользования карточкой.
Ребров заложил карточку обратно, перелистал раскрытую книгу и в изумлении повернулся к Голованову: на столе лежал том «Дома Романовых», изданный к трехсотлетию династии.
Голованов пошел дальше по коридору, оставив в комнате растерявшегося царя. Он вывел Реброва на террасу, на которой стоял невидимый из-за перегородки пулемет. Все было как будто в порядке и не вызывало подозрений.
— Ну, что скажешь? — спросил Голованов.
— То же, что и раньше: скучно стеречь бывших царей.
— Особенно, если они еще с претензиями, — усмехнулся Голованов. — Привезли три вагона вещей, и все еще мало!
— Посмотри-ка в список, — протянул комендант Реброву свернутую в трубочку тетрадь.
Ребров раскрыл ее. На первой странице было написано чернилами:
Кофточек белых полотняных 235 шт.
Салфеток 113
Гардин бархатных 64
Занавесок, белья, посуды —
Ребров перелистал 12 исписанных страниц, на последней стояло:
Лопат 3 шт.
Метла 1
Садовая корзинка с ручками для мусора 1
Горшков ночных 3
Голованов улыбнулся Реброву:
— Лучше в Академию?
— Лучше туда, — сказал Ребров.
Ребров с трудом разыскал на окраине города Щепную площадь. Площадь была безлюдна. С одной стороны ее виднелись белые стены монастыря, с другой — красное двухэтажное кирпичное здание.
Около здания 20 всадников шагом ездили по кругу друг за другом. Реброву бросились в глаза их длинные, серо-синего цвета шинели. Он подошел поближе. Всадники были в полной военной форме царского времени. Только кокарды и пуговицы обтянуты красной материей, и нет погон.
— Как пройти в Академию? — спросил Ребров проезжавшего рядом. Всадник, не повернув головы, проехал мимо. За ним проскакал второй, третий…
— На рысь! — протяжно скомандовал густым басом стоявший в кругу в солдатской форме усач.
Всадники поскакали быстрей. Ребров, повернувшись, пошел дальше к красному зданию.
Над парадным входом виднелась проржавевшая железная вывеска:
ЕПАРХИАЛЬНОЕ ЖЕНСКОЕ УЧИЛИЩЕ
Ребров открыл дверь и попал в вестибюль, весь уставленный заколоченными ящиками, шкафами, кассами со шрифтом, рыцарскими доспехами, исполинскими касками и картинами. За маленьким столиком около перил небольшой лесенки, тоже заваленной нераспакованными вещами, сидел швейцар в темной штатской форме с галунами.
— Кого изволите спросить? — вежливо, но не спеша, поднялся он со стула.
— Начальника академии, — сказал Ребров.
— Их нет. Принимают Александр Александрович Смелов — правитель дел канцелярии. Наверх — кабинет налево, — указал рукой швейцар.
— Корзиночку оставьте внизу! — крикнул он вслед.
Ребров поднялся на второй этаж и нашел кабинет Смелова. Правитель дел, высокий, пухлый, холеный человек, осмотрел Реброва и, словно оценив потрепанную его гимнастерку, приготовился молча его слушать, не предлагая стула.
Ребров протянул конверт. Смелов взглянул на штамп Уральского Военного Комиссариата и тотчас протянул руку к креслу:
— Присаживайтесь! — сказал он, разрывая конверт.
Ребров сел. Правитель дел вытянул из пакета бумажку и внятным, ровным голосом стал читать ее:
РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО
Комиссар по Военным Делам Уральского Областного Совета Рабочих, Крестьянских и Солдатских Депутатов.
1918 г.
№ 3779,
г. Екатеринбург.
Начальнику Академии Андогскому А. И.
Настоящим ставим вас в известность, что товарищ Ребров Борис Петрович назначен политическим комиссаром Академии Генерального Штаба.
Военный комиссар Лещев— Позвольте доложить, — встал и протянул руку Смелов, — мы ожидали вас давно. Разрешите, я проведу вас в отведенную вам комнату?
Смелов повел Реброва по длинному коридору куда-то в противоположный конец здания. Из классов выходили слушатели. Очевидно, занятия кончились. Слушатели с удивлением смотрели на Реброва, шагавшего рядом с правителем дел.
— Кто это? — слышал Ребров позади себя.
— «Советский» слушатель, наверное, — иронически и вполголоса сказал кто-то.
— Прием еще не объявлен, — возразил другой.
— Комиссар, — догадались сзади, и разговоры замолкли.
Смелов остановился возле одной из стеклянных дверей и пропустил вперед Реброва. Ребров вошел. Перед ним был большой пустой класс. Налево в углу стояла железная кровать с пыльным и грязным матрацем. У больших окон — огромный канцелярский стол. У стола — скамья из прачечной и десяток парт.
