Ознакомительная версия.
— Какого И-Тэ?
— Моего двоюродного брата, профессора астрономии из пагоды Ми.
— Наконец-то. Ну так знайте: И-Тэ — ваш сообщник и убийца вашего мужа. Потому что этот веер найден под телом убитого. А вы — соучастница преступления.
Услыхав такое ужасное обвинение, Лиу-Сиу вскрикнула от ужаса и отвращения и как подкошенная свалилась на постель.
— Стража, возьмите преступницу, — скомандовал Фо-Гоп.
Через несколько мгновений закрытый паланкин с трудом пробился через сгрудившуюся у ворот толпу, и через час полицейские носильщики сдали арестованную во дворе кантонской тюрьмы.
Низкое и мрачное здание кантонской тюрьмы расположено возле ворот татарского города и примыкает к широкому валу, окружающему внутренние кварталы. Это одна из худших тюрем Китая, хуже которой нельзя и вообразить.
Наружные стены ее прорезаны одною дверью, окрашенною в цвет крови. Справа и слева от входа высоко торчат из стены замурованные в нее бревна метра в два длиною, точно перекладины виселиц.
На концах этих бревен качаются бамбуковые клетки с головами казненных. Одни из них уже высохли, другие отрублены недавно, и из них каплет на землю кровь. Лица казненных искажены муками и точно взывают к милосердию. Некоторые головы выскользнули сквозь погнувшиеся прутья наружу и повисли на косах, медленно качаясь от ветра или вертясь вокруг собственной оси. Другие упали на землю, и равнодушные прохожие отпихивают их ногой к стене, где валяются они годами, заражая воздух нестерпимым зловонием.
Это великолепное украшение было результатом последней карательной экспедиции против банды разбойников «Белой Кувшинки». Эта банда была в тесных сношениях с политическими повстанцами и пользовалась симпатиями мусульман, которые поддерживали «Белую Кувшинку» якобы как религиозную секту, а на самом деле — как тайную революционную организацию.
К счастью, Лиу-Сиу была слишком слаба и, лежа в паланкине, не видела этого жуткого зрелища. Но и в самой тюрьме ее ожидали не лучшие картины.
Пока старший конвоир рапортовал начальнику тюрьмы и сдавал арестованную, ее втолкнули в крохотную сырую камеру. Молча упала она на деревянную скамейку и долго не поднималась с места.
Минутами ей казалось, что это — сон, страшный, жуткий кошмар, начавшийся минувшей ночью. Но стоны и вопли, долетавшие со двора, скоро вернули ее к сознанию.
С усилием взяла она себя в руки, несмотря на страшную слабость, боль в висках и тошноту; встала и выглянула в узкое решетчатое окошко камеры, но тотчас отшатнулась от него, закрыв лицо руками.
Окно выходило на внутренний двор тюрьмы, где арестанты подвергались наказаниям. На жарком солнце толкались в жидкой, зловонной грязи более ста человек осужденных. Полуголые, в язвах, сочащихся кровью и гноем, с землистыми изможденными лицами, они казались обтянутыми кожей скелетами.
Одни были прикованы за косу к такой тяжелой чугунной плите, сдвинуть которую не было никакой возможности, и они либо сидели на корточках, либо вертелись на цепи по радиусу в два метра. Другие сидели с забитыми в колодку руками, не имея возможности ни повернуть их, ни опустить вниз, и эта неподвижность причиняла им мучительнейшую боль.
Но один из осужденных был особенно жалок. Правая рука его и правая нога были забиты в доску сантиметров в тридцать высотой, и в таком виде он должен был десять раз в день обходить тюремный двор. Один палач тянул его за цепь, а другой бил по спине острой суковатой дубиной, не давая ему останавливаться.
Несчастному приходилось тащиться на свободной ноге, согнув туловище под прямым углом, и доска впивалась ему в щиколотку и запястье, натирая гноящиеся раны.
А в зловонной, никогда не просыхающей слякоти ползли, точно чудовищные крабы, заключенные в так называемую клетку. Это были тяжелые медные котлы, в дно которых были забиты их головы и руки так, что они не могли их вытащить обратно. Для отдыха они должны были ложиться в грязь, полную испражнений. Если же им хотелось передвинуться — они должны были подымать на плечи многопудовую тяжесть клетки-котла.
Два раза в день жены осужденных допускались в тюрьму и кормили мужей из рук. Холостых и вдовцов кормили тюремщики, и часто по утрам, сгоняя с места заклепанного в «клетку» арестанта, тюремщики избивали закоченевший под нею труп.
Стараясь спрятаться от этого ужасного зрелища, Лиу-Сиу забилась в дальний угол камеры и, прижавшись к каменной стене, заткнула уши, чтобы не слышать долетавших стонов. Но ужас собственной судьбы представился ей во всей своей наготе.
Вдруг дверь камеры распахнулась. Вошли доставивший ее конвоир, начальник тюрьмы и еще двое, от которых молодая вдова Линга не могла отвести глаза.
Первому было лет пятьдесят. У него было строгое и спокойное лицо, в котором ничто особенно не поражало, хотя начальник тюрьмы провожал его глубокими почтительными поклонами. Увидев арестованную, они удивленно переглянулись и заговорили вполголоса. Но Лиу-Сиу ничего не разобрала. Глаза ее с невольным ужасом остановились на последнем из вошедших.
Действительно, лицо его было из тех, кого не забывают. Это был высокий жилистый мужчина с необычайно уродливым и отталкивающим лицом, глубоко изрытым оспой. Циничная зверская усмешка обнажала его изъязвленные кровоточащие десны. Налитые кровью глаза с вывернутыми веками щурились, как у хищника, и широкие подвижные ноздри как бы принюхивались к запаху свежего мяса. На голове его был высокий проволочный колпак, красный кафтан перехватывался ремнем, на котором болталась пятихвостая плеть с острыми гвоздями на концах.
Неподвижно стоял он на пороге, как бы заслоняя выход, и спокойно опирался на бамбуковую палку, забрызганную кровью.
Лиу-Сиу казалось, что она узнает это чудовище, что она где-то когда-то видела его. И вдруг вспомнила.
Когда она была маленькой и капризничала, мать пугала ее, показывая ей одну из тех картинок, что продают в Китае в дни публичных казней. На этой картинке изображался палач.
Лиу-Сиу не ошиблась. Мандарин, которого так почтительно сопровождал начальник тюрьмы, был следователь, который вел следствие по делу об убийстве Линга. А по закону полагалось, чтобы следователя сопровождал палач, как последнее слово правосудия, напоминая своим присутствием и следователю и подследственному, что ожидает их за кривосудие или за преступление.
По знаку следователя палач подошел к арестованной. Она почувствовала его приближение, и холодная дрожь ужаса пробежала по ее спине, когда он протянул к ней руку. Она невольно вскочила, отшатнулась, стараясь избегнуть его оскверняющего прикосновения. Палач усмехнулся и приказал ей следовать за ним.
Ознакомительная версия.
