В мечтах о богатстве, которое ему сулило пребывание на уединенной станции Института тропической медицины, Мортон забыл о Форстере, обо всем. Смотря на труп сурукуку, он строил множество планов использования лесного клада, открытого им. Может быть, удастся разработать удобный способ применения кураре на войне, и тогда военное министерство, конечно, заплатит куда больше Лэмба. Почти сто лет назад французский врач Тирсден удачно испытал кураре для стрельбы из китобойной пушки. Огромные животные, обычно доставляющие китобоям множество хлопот даже при очень удачном попадании, погибали через несколько минут, чуть задетые снарядиком, содержавшим только сорок граммов кураре. Забытые опыты Тирсдена можно возобновить, усовершенствовать. Кто знает, каких удастся добиться результатов!
Может быть, кураре пригодится и на бойнях? Ведь мясо убитых практически не отравляется, так как надо принять внутрь огромную дозу кураре, чтобы сказалась его ядовитость. Пораженное животное будет само доставлять себя к месту выпускания крови и очистки от внутренностей.
Какие удобства сулит это владельцам боен и консервных заводов! Правда, у нервных людей при одном взгляде на консервную банку с мясом животного, отравленного кураре, наверно, будут делаться спазмы желудка. Но это неважно — можно выпустить специальные сообщения о тонизирующих, лечебных свойствах такого мяса. Раз настолько успешно пошла бурда с примесью кураре, не подведет и мясо животных, убитых с его помощью. Пусть эта еще только мечты человека, издали увидевшего крыши дворцов чудесного золотого города Эльдорадо. Но чем чорт не шутит! Пизарро тщетно искал в Эквадоре фантастическое Эльдорадо, но открыл при этом сокровища гораздо более ценные…
Индеец выполнил свое обещание, и Мортон стал обладателем целого богатства, таившегося пока в густой и пахучей массе, наполнявшей глиняные горшочки и тыквы. Он отдал старику ружье Форстера. Мортон сейчас охотно, лечил индейцев, но за лечение брал только кураре. Его больше не смущал риск заболеть. Впрочем, он, почти не осматривая больных, давал первое попавшееся лекарство и строго напоминал об одном: в следующий раз обязательно принести кураре.
Несмотря на все старания Мортона, больных приходило немного. Может быть, их затрудняла и система оплаты, придуманная Мортоном. Но это не беда, утешал он себя. Подкупив местное правительство, пожалуй, нетрудно будет организовать нечто вроде огромной резервации для индейцев, где они будут заниматься изготовлением яда только для компании Мортона. Уж он-то сумеет наладить дело в этой резервации!
А чтобы сделаться настоящим монополистом, надо будет во всех других местах уничтожить лианы курари и мавакури, фикус атрокс и все остальные растения, из коры и корней которых индейцы делают свои стрельный яд. Правильно и смело организовав истребление, выполнить его будет не так уж трудно.
Увлеченный своими личными делами, Мортон ни на минуту не забывал о своих обязанностях по отношению к Институту тропической медицины. Он знал, что с этим делом шутить нельзя. Уже видя себя обладателем огромного богатства, Мортон с особенной решительностью и торопливостью производил свои опыты. Ему удалось заселить вредными насекомыми поселки индейцев и подтвердить возможность заражения болезнью Чагаса при помощи «поцелуйного клопа». Мысленно он уже видел на «карте смерти» новые значки, которыми институт будет обязан ему, доктору Мортону…
* * *
Однажды, ранним вечером, Мортон сидел на террасе. Бесшумно, словно треугольные черные платки, проносились кровососы — летучие мыши, нападающие даже на человека и пьющие кровь, вытекающую из надрезов, сделанных их острыми тонкими зубами.
У Форстера было хорошее духовое ружье и мелкокалиберная винтовка. Мортон отравил множество пуль и проверял их действие, охотясь прямо с террасы дома. Двор так тесно сливался с джунглями, что сюда совершенно спокойно забирались различные животные. Крошечные, величиною с белку, обезьяны-игрунки нередко бегали по террасе и крыше. Золотолобые обезьяны, вероятно считали, что мачта ветряка установлена специально для них, и постоянно раскачивались на ее перекладинах, повиснув вниз головой на цепких, как рука, хвостах. В сумерках у дома мелькали безобразные, с воровскими ухватками, чёртовы обезьяны. Ночные обезьяны почему-то приходили сюда сводить свои счеты и ссорились и дрались, пока рев ягуара не приводил их в себя. Пестрые и маленькие, как бабочки порхали над травой колибри. Важно проходили нарядные гоацины, такие красивые, что непосвященному глазу никак не открыть в них родства с обыкновенной курицей.
Убивать всех этих животных было совсем нетрудно. Но требовалось настоящее искусство, чтобы попасть в кровососов. Они мелькали так быстро, что у Мортона, напряженно следившего за их полетом, вдруг сильно закружилась голова.
Он уронил ружье на пол террасы и опустил голову на перила.
Когда он пришел в себя, у ступенек стоял Уот Форстер. Мортон ни одного мгновения не сомневался, что это галлюцинация, и только старался сквозь тело призрака увидеть ствол ближайшего дерева. Но это никак не удавалось ему, и в отчаянии он нагнулся за ружьем.
В это время Форстер, удивленно смотревший на Мортона, сказал:
— Здравствуйте! Вы давно здесь? Видели ли вы мою записку, прибитую к двери?
— Здравствуйте! Вы давно здесь? Видели ли вы мою записку, прибитую к двери?
Знакомый голос Форстера, а главное — прозаическое упоминание о какой-то записке успокоительно подействовали на Мортона. Он вытер платком голову и лицо, сделавшиеся вдруг совершенно мокрыми. «Откуда у меня такая слабость?» — вяло подумал он.
— Здравствуйте, Форстер! Я здесь уже две недели. Но что же случилось с вами? Почему вы бросили дом и исчезай? Я думал, вас убили. Дом подвергся разграблению.
— Да? — равнодушно сказал Форстер. — Я отправился совсем не надолго, но со мною произошел солнечный удар, и я пролежал в индейском поселке, пока мне не стало лучше. Я и теперь чувствую себя очень неважно. Вероятно, в тот день я уже с утра был в невменяемом состоянии. Смутно, в каком-то тумане вспоминается все, что делал тогда. Так вы не нашли на дверях никакой записки?
— Нет.
— Может быть, я сам не приколол ее, может быть, ее сорвали обезьяны.
— А что в ней было написано?
— Не помню, — ответил Форстер.
Но Мортон понял, что он отлично помнит.
«Все равно Форстер уже мертв для института и для меня. Я убью его. Дом у дороги в джунгли — мой», — думал Мортон.
После ужина Мортон и Форстер сидели за столом в библиотеке и курили. Несколько раз Мортон ловил на себе пристальный взгляд Форестера, и ему делалось не по себе.
