— «Арда»? Лучше не бывает.
— Кури на здоровье. Завтра я принесу еще.
Ничего не понимаю! Утлую лодчонку, в которой я плыву, мотает волнами из конца в конец океана, не давая пристать к берегу... Старый пароль — это куда ни шло. Я был готов его услышать и подозревал, что Петков постарается обеспечить предлог для нашей с Искрой встречи. Но новый! Кто знает его? Я, тот, к кому я шел, и, возможно, седоусый. Неужели он провалился? Или я схожу с ума и Искра имеет отношение к организации? В диалоге о снеге с дождем нет ни одной неточности.
— Ты уходишь?
— Пора. Поближе к ночи встретимся еще. Петков предупредил тебя, что мне разрешено задавать вопросы?
— Да уж, просветил! — бормочу я, изображая недовольство: чертов Цыпленок излишне внимательно пялится на нас от двери. — Спасибо за «Арду», барышня.
Я заставляю себя согнуться в поклоне и не распрямляюсь до тех пор, пока Искра не скрывается за дверью. Поясница моя тихо взвывает от боли, вынуждая почти рухнуть на тюфячок. Скрестив ноги, я массирую спину, и именно за этим занятием меня застает Петков, поразительно быстро появившийся на смену Искре.
— Цыпленок, выйди!
— Он мне не мешает, — говорю я довольно нахально.
Вмешательство Искры в дело наряду со всем прочим означает, что Петков перестал быть единоличным хозяином и у Слави нет причин, чтобы не дать ему это почувствовать.
— Я сказал: выйди! Не зарывайтесь, Багрянов!
— Знаете... — начинаю я небрежно и достаю из пачки сигарету, — сдается мне, что Гешеву будет интересно узнать, кого вы прочите в авторы записки.
— Это шантаж?
— Ну что вы! Просто сделка. Не надо только на меня кричать, да и угрожать не надо. И все будет отлично.
— Вы правы. Я погорячился, Багрянов. — Он привычно оттягивает ворот и придерживает его пальцем. — О чем вы говорили?
— Представьте, ни о чем, что бы имело для вас хоть какое-нибудь значение? О погоде и моем виде. О том, что мне не к лицу борода.
— Сигареты от нее?
— Разумеется.
— Дайте сюда. Вам принесут другие. Только «Арда» или сойдет что-либо еще?
— «Картел» тоже годится. Вы и своим не доверяете?
— Береженого бог бережет, — говорит Петков и пощелкивает ногтем по пачке. — Значит, речь шла о погоде?
— И о кофе.
— Напишите мне обо всем. Как можно подробнее.
— Цыпленок был здесь и все слышал.
— Он тоже напишет. Что же касается бороды, то Искра права. Вас надо побрить.
«Жребий брошен!» — произнес Цезарь и с этой фразой вошел в историю. Слави Багрянов много веков спустя сказал то же самое, но уже не для истории, для себя.
Искра только что ушла из особняка, унося в памяти дату «аварийного» рандеву и текст объявления для «Вечера». Всего несколько часов было дано мне, чтобы взвесить степень риска и прийти к выводу, что иначе поступить нельзя.
Петков, уезжавший куда-то, вернулся к ужину и застал меня в состоянии покоя и умиротворенности. Он привез сотню «Картел № 2» — мягкую коробку с бандеролью из пакетной бумаги. Я распечатал ее, закурил; после «Арды» дым показался мне горьким, и я поморщился.
— Опять недовольны? — спросил Петков, разрушая молчание. — Вы же сами просили «Картел». Не цените вы доброты...
Петков разглагольствовал о доброте, а я вспоминал седоусого и невесело соображал, арестован он или нет. Все сходилось на том, что в организации провал. Но где? В каком звене? Пароль о снеге знаем мы трое — представитель Центра, я и связной.
Перед поездкой меня ознакомили с тем, что относилось к работе группы. В пределах допустимого, разумеется. Имен и подробностей чисто технического свойства мне не сообщали, и это было правильно, однако, что группа несколько недель находится под ударом, не стали скрывать. Началось с того, что ДС арестовала двух, информаторов, и один из них, очевидно, назвал человека, выходившего к нему на связь. Связного с большим трудом удалось вывести из-под наблюдения и укрыть на запасной квартире, но этим дело не кончилось: армейские пеленгаторы из РО-2[11] полковника Костова нащупали радию, и перед самым Новым годом контрразведка произвела налет на дом, из которого работал радист. В операции помимо людей Гешева и Праматорова участвовали два отделения жандармов и агенты полковника Костова. Товарищи, прикрывавшие «пианиста» с улицы, даже не успели вмешаться — так быстро все произошло. Да и был ли смысл? Что они могли поделать — двое против сорока со своими семизарядными хлопушками? Радист держался сколько мог; дверь его комнаты была изнутри обшита листовым железом и запиралась амбарным засовом; передатчик был настроен для радиообмена с Центром, и операторы отчетливо слышали аварийный сигнал, трижды повторенный, прежде чем рация замолчала. Навсегда. Последнюю фразу радист передал клером[12]: «Обстановка такая, что вынужден самоликвидироваться. Прощайте...» Товарищи из группы прикрытия, засевшие на чердаке напротив, видели, как труп радиста вынесли агенты а штатском и бросили в военный грузовик.
Две недели спустя Центр получил шифровку, пришедшую кружным путем. Наш представитель сообщал, что новых провалов нет, но положение сложное. Запасной передатчик хранился в комнате связного, и вывезти его не удалось; «пианист» сидит без дела, а собрать на месте новый «инструмент» не представляется возможным. В заключение шли обычные фразы о том, что товарищи спокойны и полны готовности выполнить долг, и я, читая их, почувствовал, как в сердце вонзается длинная острая спица. «Полны готовности...»
Чемоданчик из крокодиловой кожи да скромная персона. Багрянова, приложенная к нему, — это было все, чем Центр мог помочь товарищам в настоящее время.. По крайней мере, на первых порах.
И вот еще один провал. Седоусый. Или нет? Или, может быть, обошлось? Очень хочется верить, что все в порядке и Искра получила пароль от наших, а не из рук ДС.
...Цыпленок завозился у двери и вернул меня из прошлого в настоящее. Я надорвал бандероль на «Картеле», выудил сигарету. Петков присел в ногах, подтолкнул щелчком коробок со спичками.
— Все хорошо, Багрянов, — сказал он. — Но не пора ли заняться делом? Как чувствуете себя?
— Прилично.
— Тем лучше. Может быть, еще разок освежим вопрос о том, зачем, почему и с какой целью?
— Не понимаю, — сказал я, гася сигарету. — Какой толк тратить время на перепевы старой мелодии? Ничего нового я не прибавлю, и не потому, что не хочу, а просто где его взять, новое? Меня перебросили вслепую, дали пароль, часы рандеву и снабдили словесным портретом того, под чьим началом я должен был работать. Вы же профессионал, Петков, и понимаете, что в моем деле лишние знания — минус, а не плюс.
