Потом Николай Олонко рассказал о подозрительном поведении Ошлыкова на реке.
— Не внушает доверия, я гляжу, ваш проводник, — заметил Левченко.
— Ух и мерзавец! — возмущенно бросил Алексей.
Рассказ Нади, как иглой, кольнул сердце Николая.
Кто-то подбросил в костер сухого хвороста. Пламя ярко вспыхнуло.
— Теперь твоя очередь ответ держать, — сказал Цинченко, поворачиваясь к старому Куну.
Тот молча поднялся и попросил двоих последовать за ним. К костру они вернулись через пять минут, неся на ваге квадратный ящик.
— Однако, подойди ты, — Кун ткнул пальцем Алексея. — Ты тот, который имеет ключ от ящика.
Алексей с волнением подошел к ящику, вытащил ключ и вставил его в замок.
— Открой, однако, — почти шепотом произнес Кун.
Все молчали. Алексей повернул, ключ. Внутри ящика заскрипело и заскрежетало. Ветлужанин сказал:
— Говорят, в свое время князец Старков многих сгубил за этот ящик. Он рыскал по всем стойбищам, но разыскать ящик не мог.
В ящике сверху лежали бумаги, папки, почерневшие от времени. Ветлужанин осторожно вытащил их и сложил на землю. Под бумагами оказались золотые вещи.
— Откуда они тут? Кто их прятал? — воскликнул Цинченко.
— Вы знакомы с историей гражданской войны в здешних краях? Нет? — складывая содержимое обратно в ящик, спросил Ветлужанин. — Здесь орудовал когда-то князец Старков со своей бандой. Эти золотые вещи он вывез из Якутска, ограбив ювелирный магазин. Банда была разгромлена отрядом красных во главе с Сосниным. Но затем на отряд Соснина внезапно напала банда белогвардейцев, бежавшая с Охотского побережья. Предполагают, что отряд Соснина был предан. Предателя тогда не удалось обнаружить. Может, вот эти бумаги, — Ветлужанин поднял папку, — прольют свет на историю предательства.
— Весь отряд Соснина был уничтожен или кто-нибудь остался? — спросил Цинченко.
— Очень немногие остались.
Ветлужанин рассказал все, что знал, о гибели отряда Соснина по хранившимся в районном отделении милиции заявлениям Бастырева, об анонимных письмах на него.
— Кто-то очень и очень был заинтересован в том, чтобы очернить Бастырева и помешать ему добраться до ящика, — заключил Ветлужанин.
Ящик было решено на следующий день на самолете отправить в Оймякон и сдать в милицию.
В этот вечер еще один человек — Мичин Старков — видел, как открывали ящик. Он лежал за кустами и наблюдал за лагерем. Когда открыли крышку ящика, он вздрогнул. Глаза его расширились. Люди, чужие люди перебирали руками его, князца, драгоценности! Злоба душила Якута. Он готов был передушить всех, чтобы вернуть свое богатство.
Ящик закрыли. Якут осторожно отполз в рощицу карликовых берез.
Глава тринадцатая
НАПАДЕНИЕ НА ЛАГЕРЬ ЭКСПЕДИЦИИ
Вечная мерзлота — удивительное явление северной природы.
Советские люди — строители, земледельцы, речники, горняки — сталкиваются с мерзлотой, начиная от Мурманска и кончая Чукоткой. Местами зоны вечной мерзлоты спускаются далеко за Полярный круг.
Человек, впервые попадающий на северо-восток Азии, не может не поражаться своеобразием здешней природы. Реки, выложенные донным льдом, особые паводки «черной воды», парящие реки в жестокие январские морозы, колодцы для питьевой воды на глубине триста метров и горячие незамерзающие ручейки с пышно заросшими берегами. Да, север богат контрастами. И создают эти контрасты холод и вечная мерзлота. Холод придавил кедр к земле, и он стал называться стлаником. В мерзлом грунте, как в громадном холодильнике, прекрасно сохраняются кости древних животных. Зимой мерзлая земля может выдержать фундамент любой тяжести. Но мерзлота коварна, и горе тому, кто не знает ее повадок и пренебрегает ими.
В Комкуре дом охотоведа Лагутина стоял на холме. Строили его прошлой осенью. Максиму Николаевичу Дьякову место показалось подозрительным, и он сказал об этом Лагутину. Но тот не послушался совета.
Лето в Комкуре стояло жаркое. Под живительным теплом буйно росли травы. Максим Николаевич, вернувшись с сенокоса, второй день занимался в правлении. Нынче природа не так капризничала, как в прошлые годы, и работы в колхозе шли полным ходом.
Часа в три после обеда по поселку с криком пробежал каюр Вензель. Максим Николаевич досадливо поморщился и вышел на улицу.
— Что случилось, Вензель?
Старый каюр был возбужден и испуган. Он без конца повторял одно и то же слово:
— Плывет! Плывет!
Пока Максим Николаевич вытягивал из него путный ответ, возле правления собрались люди. Из рассказа Вензеля Дьяков понял, что дом Лагутина сдвинулся со своего места и начал спускаться по склону. Рассказ Вензеля озадачил всех: никогда в Комкуре не видели ходячих домов.
— Пошли, — сказал Максим Николаевич.
Возле усадьбы Лагутина толпился народ. Дом медленно сползал в долину. Казалось, невидимые существа, засевшие в подвалах, несли его на своих плечах. Обычно всякому разрушению сопутствует шум и треск, а тут — ни одного звука. Мертвая тишина. Дом подполз к обрывистому берегу и остановился, как бы раздумывая — прыгать или не прыгать, потом медленно начал наклоняться. Передняя стенка повисла над обрывом, за закрытыми ставнями окон зазвенели стекла, раздался треск ломающихся бревен, и дом свалился. На том месте, где он стоял, лежала широкая, белая, как рафинад, лента льда.
По распоряжению Дьякова собрали вещи Лагутина и доставили их в правление колхоза, чтобы по описи сдать на хранение в склад. Максим Николаевич предложил включить в опись все уцелевшие предметы, вплоть до кастрюль и ложек. Кладовщик находился тут же. Когда очередь дошла до раздавленного чемодана, он категорически отказался его принять. Да и как можно! Все хорошо помнили историю с актом, составленным Лагутиным. Пришлось чемодан открыть. Он был набит бельем и… деньгами. Десять пачек сторублевок — сто тысяч рублей — лежали на самом дне чемодана.
В этот день в лагере экспедиции была получена радиограмма из Комкура. Олонко передал ее Цинченко.
— Лагутина срочно вызывают в Комкур. Дом у него развалился, — прочитав, сказал Валентин Васильевич.
Вот уже четвертый день, как Лагутин ушел из лагеря в Комкур. И то, что до сих пор он не появлялся в Комкуре, а находился все время на заимке Ошлыкова, Ветлужанину показалось весьма странным. «Ведь он пришел туда, когда там была еще Надя…»
Размышления Ветлужанина внезапно прервал прибежавший бортмеханик самолета.
— Бензобаки пробиты, бензин весь спущен, — выпалил он, еле переводя дыхание.