После ужина парочка мгновенно исчезла. И хотя Сэм до рассвета прошатался по лестницам и коридорам, каким-то загадочным образом беглецам удалось ускользнуть, и на следующее утро в гостинице не оказалось ни дамы под вуалью, ни худощавого невысокого молодого человека, ни их экипажа, запряженного отличными лошадьми.
В целом история этой погони довольно монотонна, поэтому я буду краток. Мы нагнали их на дороге, а когда приблизились к их экипажу на пятьдесят ярдов, беглецы оглянулись и даже не стали торопить своих лошадей. Спешить теперь им было некуда. Бен Тэтум это знал, но знал он также, что спасти его жизнь, по крайней мере, сейчас, может только кодекс чести. Без сомнения, будь он один, все закончилось бы быстро и традиционным путем. Но присутствие женщины вынуждало врагов удерживать пальцы на спусковых крючках.
Как видите, женщина иногда препятствует столкновениям между мужчинами, а не вызывает их. Но не осознанно и не по доброй воле. Кодексов чести – в особенности, неписанных, для нее не существует.
Проехав пять миль, мы добрались до Чандлера, одного из типичных городков американского Запада. Лошади и у нас, и у них были голодны и измотаны. В Чандлере имелась только одна гостиница – мы все вновь встретились в столовой, куда нас призвал колокол таких размеров, что его звуки грозили расколоть небеса.
Помещение столовой оказалось еще меньше, чем в Гатри, и когда мы принялись за яблочный пирог, я заметил, что Сэм напряженно вглядывается в свою бывшую невесту, сидевшую в углу напротив. На девушке было все то же шоколадное платье с кружевным воротничком и манжетами; вуаль по-прежнему закрывала ее лицо. Мужчина низко склонялся над тарелкой – видна была только его стриженая макушка.
И тут я услышал, как Сэм бормочет вполголоса себе под нос:
– Есть правило, что нельзя убивать мужчину в присутствии женщины. Но, черт побери, ведь нигде и никем не сказано, что нельзя убить женщину в присутствии мужчины!
И, прежде чем я успел сообразить, к чему относится этот софизм, он выхватил кольт и всадил все шесть пуль в корсаж шоколадного платья с кружевным воротничком и плиссированной юбкой.
Уронив на руки голову, лишенную чудесных каштановых волос – былой красы и гордости, за столом осталась сидеть девушка, чья жизнь отныне была навеки погублена. А сбежавшиеся люди поднимали с пола труп Бена Тэтума в женском платье, которое и позволило Сэму формально соблюсти и одновременно обойти требования кодекса чести.
Дороги, которые мы выбираем
В Аризоне, в двадцати милях к западу от Туксона, «Вечерний экспресс» остановился у водокачки – набрать воды. Но помимо необходимой паровозу воды, знаменитый экспресс прихватил и еще кое-что, далеко не столь полезное.
В то время как кочегар отсоединял шланг, Боб Тидбол, Акула Додсон и индеец-полукровка из племени кри Джон Большая Собака забрались на паровоз и сунули под нос машинисту три ствола своих карманных артиллерийских орудий. Это впечатлило машиниста: он немедленно вскинул обе руки вверх, словно хотел воскликнуть: «Да что вы говорите! Быть этого не может!» По команде Акулы Додсона, который и возглавлял эту бригаду, машинист спустился на насыпь и рассоединил сцепки локомотива и состава. Вслед за тем Джон Большая Собака, забравшись в тендер[40], как бы шутя направил на машиниста и кочегара пару кольтов и попросил отвести паровоз на пятьдесят ярдов и там ожидать дальнейших указаний.
Акула Додсон и Боб Тидбол не стали заниматься промывкой такой не слишком богатой золотоносным песком россыпи, как основная масса пассажиров, а двинулись напрямик к главному месторождению – почтовому вагону. Проводника им удалось захватить врасплох – он пребывал в убеждении, что «Вечерний экспресс» продолжает набирать воду, и не ждал никаких неприятностей. Пока Боб Тидбол выбивал это заблуждение из его головы рукоятью своего шестизарядника, Акула Додсон расторопно и со знанием дела приспосабливал динамитный патрон к двери сейфа почтового вагона.
Патрон рванул, принеся тридцать тысяч долларов чистой прибыли – в основном золотом и банкнотами. Пассажиры кое-где уже высовывались из окон вагонов, чтобы взглянуть, где это погромыхивает и не надвигается ли гроза. Старший кондуктор дернул за веревку звонка, но та безжизненно поддалась и не оказала никакого сопротивления. Акула Додсон и Боб Тидбол сгребли добычу в прочный брезентовый мешок, спрыгнули на насыпь и, спотыкаясь на высоких каблуках ковбойских сапог, побежали к паровозу.
Машинист, подчиняясь их команде, тронул паровоз с места и неторопливо покатил, постепенно отдаляясь от неподвижного состава. Но не успел он пройти и полусотни ярдов, как проводник почтового вагона, придя в себя после знакомства с увесистой рукоятью, выскочил на насыпь с винчестером в руках и вмешался в игру. Джон Большая Собака, безмятежно восседавший на угольном тендере, оказался отличной мишенью, и проводник сшиб его со второго выстрела. Потомок воинственных вождей, а ныне рыцарь большой дороги, скатился под откос с разрывной пулей между лопаток, и доля добычи его уцелевших партнеров увеличилась на треть.
В двух милях от водокачки машинист получил приказ остановиться. Бандиты насмешливо помахали ему на прощанье, спустились вниз по крутому склону и сгинули в густых зарослях, окаймлявших железнодорожную линию.
Несколькими минутами позже, с треском продравшись сквозь чапарраль[41], они очутились на поляне, где были привязаны три лошади. Одна из них принадлежала Джону Большой Собаке, которому уже не суждено было ее расседлать. Сняв с этой лошади седло и уздечку, бандиты взгрели ее плетью и отпустили куда глаза глядят. Затем сами попрыгали в седла, приторочили мешок с деньгами и золотом и поскакали, озираясь по сторонам, – сначала через заросли, затем по пустынному ущелью, загроможденному каменными осыпями.
Здесь конь Боба Тидбола поскользнулся на обросшем мхом валуне и сломал правую переднюю ногу. Грабители тут же пристрелили его и на том же валуне уселись посоветоваться. Проделав столь долгий и запутанный путь, они пока были в безопасности – времени прошло совсем немного. Десятки миль и много часов езды отделяли их от возможной погони. Конь Акулы Додсона, волоча уздечку и все еще тяжело дыша, жадно щипал траву на берегу ручья. Боб Тидбол развязал мешок и, хихикая, как ребенок, выгреб из него кучу пачек новеньких купюр в банковских упаковках и увесистый мешочек с золотыми монетами.
– Гляди-ка, старый негодяй, – продолжая смеяться, обратился он к Додсону, – а ведь ты оказался прав, дельце-то сладилось. Ну и голова у тебя, чисто премьер-министр. Кому угодно в Аризоне можешь дать сотню очков вперед.
