— Нехорошо, нехорошо, — дружески пожурила ее Гридунова. — Одеваться надо получше. Поди, не бедно живем, а?
— Да-да, конечно, — закивала головой Лариса. — Только кооператив… Вы знаете, все деньги и силы высосал. А мужа нет, алименты маленькие…
— Давно разошлись?
— Год уже.
— Пил?
— Как вам сказать, — пухлая губка Ларисы едва заметно дрогнула. — Не очень. Как все.
— Разлюбили?
— Н-нет, — ее голос стал глухим. — Не знаю.
— Бывает…
— У вас мальчик? — спросил Лукьянов.
— Да. Сережа. — Миляева повернулась к следователю, ее лицо оживилось. — Знаете, смышленый такой.
— Муж навещает?
— Да. Конфеты приносит. В позапрошлую неделю торт купил. Ленинградский.
— А вы не думаете опять сойтись? — спросила Гридунова.
— Сойтись? — Ларисины глаза радостно блеснули, потом вдруг потухли, она склонилась над столом, сказала едва слышно: — Если простит.
— Ну ладно, Лариса. Не будем вас больше мучить. А с мужем сойдитесь. Раз к сыну ходит, значит, и вас любит.
Парфенов был дома, когда в дверь позвонили.
— Мам, — кликнул он. — Пойди посмотри, кого там принесло.
Шаркая подошвами стареньких, сбитых тапок, мать вышла в прихожую, спросила:
— Кого надо?
— Водопроводчик это. — Жэковский слесарь, приглашенный оперативниками на случай взламывания двери, от волнения забыл, что говорить дальше. — Эта… на этаже воды утечка, ходим вот, проверяем.
— Ходим… То вас не дозовешься, то «ходим»… — недовольно пробурчала мать Николая и загремела дверным засовом.
Парфенов вдруг увидел, как в тесную прихожую быстро вошли какие-то неизвестные.
Парфенов, обычно туго соображавший, на этот раз сориентировался мгновенно: подскочил к двери, захлопнул ее, подпер стулом. Со стороны прихожки на дверь тут же навалились, кто-то сказал властным, спокойным голосом:
— Откройте, Парфенов.
Слышно было, как тихо заплакала мать.
Николай рванулся к серванту, сдвинул его; схватил запыленный бумажный пакет, метнулся от серванта к балкону. В это время дверь с треском распахнулась, наперерез ему бросился кто-то, схватил за ворот рубашки. Оскалившись, Парфенов замахнулся на оперативника и вдруг охнул, хватая ртом воздух.
— Вот так-то, парень. Спокойней будешь, — сквозь какую-то пелену тумана услышал он. К горлу подкатила тошнота, и Николай почувствовал, как у него из рук кто-то берет плотный бумажный пакет.
Очнувшись, Николай разглядел участкового, который о чем-то расспрашивал плачущую мать, мнущегося у двери жэковского слесаря. Трое людей в штатском были ему неизвестны.
— Зачем же ты так? — спросил его высокий, складный капитан милиции.
— Чего? — не понял Николай.
— Неучтиво с гостями себя ведешь. Руками машешь. Меня вот хотел ударить.
Парфенов насупился, опустил голову.
— Фамилия, имя, отчество?
— Парфенов Николай Петрович, — ответил он глухо.
— Василий! — Капитан повернулся к молодому белобрысому парню. — Приглашай понятых, объясни им все и начинай заполнять протокол.
Белобрысый Василий согласно кивнул, пригласил к столу слесаря и неизвестно откуда появившегося техника-смотрителя.
— Что в этом пакете? — кивнув на бумажный кулек, спросил капитан.
— Деньги.
— Сколько?
Николай еще ниже опустил голову, исподлобья зыркнул на мать, которая, раскрыв рот, смотрела на объемистый сверток.
— Хорошо, можете не отвечать. — Нестеренко неожиданно перешел на «вы», и от этого Николаю стало еще тоскливей. — Понятые, пересчитайте, пожалуйста, деньги.
Слесарь осторожно подошел к столу, тщательно вытерев руки о куртку, развернул сверток. Рассыпавшись, деньги завалили полстола.
— Надо же!.. — горячо выдохнула техник-смотритель.
Мать, увидев такое богатство, с укором посмотрела на сына, прошептала едва слышно:
— Доигрался Колюшка…
Денег оказалось шесть тысяч сто двадцать пять рублей. Разложенные по купюрам, они напоминали игрушечную крепость, которая могла рассыпаться от одного движения руки.
Капитан спрашивал о чем-то Николая, тот отвечал автоматически, ничего не помня. Когда понятые ушли, капитан спросил, в упор разглядывая Парфенова:
— За что вы убили Часовщикова? Ради этих денег?
Николай ошалело посмотрел на него, перевел бессмысленный взгляд на деньги и тут вдруг перед ним со всей наготой открылся весь ужас его положения. Ведь это на его машине было совершено убийство! Значит, они вышли на него через машину. Вероятно, кто-то видел, как они въезжали той ночью в карьер. А Монгол?.. Если бы они взяли Монгола, то наверняка уже сказали бы про него. Значит, не взяли. А убийство совершено на его машине. Значит… значит, убийца, выходит, он?!
От этой мысли Парфенову стало жарко, и он, торопясь, как бы кто не опередил его, заговорил:
— Нет. Нет! Я не убивал. Я даже не знал об этом. Это Монгол. Это он, он убил старика! Я испугался. Очень. И мы отвезли его в карьер.
— Какой монгол? — не понял в первую секунду Нестеренко, совершенно забыв с этим убийством про ориентировку, полученную несколько дней назад.
— Ну как же? — торопливо глотая слова, пытался объяснить свою непричастность к убийству Парфенов. — Монгол. Он из колонии рванул недавно.
— Постой, постой, — остановил его капитан. — Ты имеешь в виду Валентина Приходько?
— Ну да! — обрадованно закивал головой Николай. — Это он. Он старика убил. И все деньги его забрал, и золото, которое продал ему.
— Та-ак. — Нестеренко внимательно посмотрел на Парфенова. — А где сейчас находится Монгол?
— Ну я его отвез к Ирининой тетке, а вообще-то он у нее на даче скрывался.
— У кого «у нее»?
— Ну у Лисицкой. Ирины. Сама-то она сейчас в рейсе.
Нина Степановна вкратце изложила Ермилову суть предварительного допроса Парфенова, ожидающе посмотрела на полковника. Изучив за двадцать лет совместной работы характер и привычки Гридуновой, Артем Осипович не спешил навязывать собственные выводы и поэтому спросил хмуро:
— Так что же будем делать?
— Здравый смысл подсказывает немедленно арестовать Лисицкую и произвести обыск на ее квартире.
— Значит, надо заготовить постановление, утром взять санкцию у прокурора и сделать у нее обыск. И если показания Сербиной, Рыбника и Парфенова подтвердятся — немедленно арестовать.
Нина Степановна исподлобья посмотрела на Ермилова.
— А если не подтвердятся? Если у нее на квартире окажутся только вещи, разрешенные таможенными правилами, тогда что? Ничем не подтвержденные показания Сербиной и Парфенова? Да она просто скажет, что это наговор, и все. Монгола-то мы не взяли: на даче Лисицкой его не оказалось.
