28
Обход занял всю ночь. Под утро отдохнули немного, прямо в «дознанщицкой», кто на стульях, кто на диване. На рассвете в небольшом магазинчике возле реки Костя заметил Кольку Болтай Ногами, стоявшего в очереди. Тот попытался было убежать, кричал громко: — Отпустите, не хочу я в «колонку». — Колония от тебя никуда не уйдет, — ведя его за собой, ответил Барабанов. — А вот лучше скажи, где ты был вчера вечером? — В подвале. С Би Бо Бо играли в карты… — Кто еще там был? — Ленька–Летчик, Жох, Нюшка Глухня… Можете спросить… — Спросим без твоего совета… А на путях не ты околачивался? Подросток не ответил. Не объяснил он и про деньги, найденные у него в кармане. Только пожал плечами, — мол, сам не пойму, откуда они. В полдень в уголовный розыск возвратился Саша Карасев без пенсне. Улыбаясь виновато, рассказал, как в трамвае задержал он Би Бо Бо. Ехал беспризорник с каким–то незнакомым парнем в кожанке. Неподалеку от вокзала уже, на повороте, тот незнакомый парень вдруг отодвинул дверь, а Би Бо Бо выпрыгнул на ходу на мостовую. Саша за ним, но не удержался. Хорошо еще не под копыта бежавшей рядом с трамваем ломовой лошади, не под колеса. Ударился, разбив в кровь колени, локти, разбив пенсне. Губы у него дрожали от обиды и волнения, он пытался держать себя в руках, улыбался, но голос был тоже дрожащий и печальный: — Смотрите–ка. Сколько я с ним, с Чуркиным, говорил о жизни. Слушал всегда внимательно он меня, обещал исправиться. Просил в библиотеку записать под мое поручительство, просил книги интересные найти ему почитать. А все, оказывается, от испорченности. Все это он притворялся просто, чтобы поскорее улизнуть снова в свою уличную компанию… Но это, может, и хорошо, — тут же сказал он, потирая колени, с гримасой на лице, — показал зато себя Би Бо Бо: боится он, значит, встречи с агентами. Видел я Жоха. Сказал, что были Колька Болтай Ногами и Би Бо Бо вчера вечером в подвале часов в одиннадцать. Теперь Кольку Болтай Ногами опрашивал сам Яров. Когда Костя вошел в «дознанщицкую», парнишка, опустив голову, смотрел себе под ноги, на ботинки, разбухшие от сырости, на грязные, мятые брюки. — Сказал же я, где был… И больше ничего не знаю. Яров, приглаживая то коротко стриженные волосы, то бородку, ходил стремительно и возбужденно по комнате, пригибаясь к лицу задержанного, спрашивал быстро: — Ты лгунишка, Коля. По всему видно. Говори живо, где был вчера вечером, когда ушел из ночлежки? Где? Ушел из ночлежки до регистрации, а в подвал попал к одиннадцати. Точно в ресторане бражничал… Так где же был ты? — Гулял. По улицам… По магазинам. — А может, у склада, у «Хлебопродукта»? Рабочий точно твои приметы дал. Мальчишка лишь вздохнул. Яров сердито щелкнул пальцами, обернулся к Косте: — Вот тебе, инспектор, хитрец. Двадцать четыре часа, положенных инструкцией судебной, помолчит, а там выпускайте его гулять на свободу, раз нет дела для судебного разбирательства. Все изучили, все знают… Но ты ошибаешься, — погрозил он тут пальцем подростку, — мы тебя подержим в гостях в розыске, а потом переведем в приемник… Будет время подумать. Пахомов, — устало уже сказал он, — придется нам держать его для опросов. А пока сведи–ка в столовую, со вчерашнего дня, говорит, не ел. Этому я верю, а остальному не верю. Сведи его… Если нет денег, я дам… — Найдутся деньги, — улыбнулся Костя, похлопал паренька по плечу: — Куда пойдем? В «Биржу» или в кооперативную столовую? Беспризорник шмыгнул носом — тихо протянул: — А все равно. Пошамать бы только… И по дороге в столовую, и в столовой Костя ни о чем не расспрашивал его. Сидел напротив, глядя, как торопливо и жадно глотает он эти горячие «купоросные» щи, курил папиросу и с грустью думал о судьбе вот таких беспризорников. Что его ждет, какой путь? И как вывести его на правильную дорогу, если он как волчонок, если он сжат в комок и не разожмешь, хоть на наковальню под молот клади. Ложка гулко стучала о края алюминиевой миски. Беспризорник сопел, давился, кашлял. — Да ты не торопись, — сказал Костя, оглядывая темное, в лишаях, лицо паренька. — Ешь как следует и спокойно. Колька Болтай Ногами вскинул голову, услышав в голосе доброту, в глазах появилось недоумение и вдруг испуг, заставивший его низко склонить голову над чашкой. Точно испугали его посетители за соседними столиками, стучавшие тоже ложками о чашки, покрикивающие друг другу в лица, скрипящие низкими табуретками. А Косте вспомнился девятнадцатый год, трактир «Орел» и Семен Карпович Шаманов. Вот так же и он, приехавший из деревни Костя Пахомов, сидел за столом и давился щами, а его учитель по–отечески ласково приговаривал: — Ешь, Константин, не стесняйся. Хоть капуста да кипяток, а разогреют кровь… И с нахлынувшим в сердце волнением, не удержавшись, сказал негромко: — Ешь, Колька. Мало будет — еще возьмем чашку… И снова вскинул Колька Болтай Ногами косматую голову, и опять в глазах недоумение. Но вдруг отложил ложку, вздохнув, проговорил: — Да не надо, дядя Костя. Того и хватит… На обратном пути, подходя к площади, кивнув на въезжающие в ворота Мытного двора сани, Костя сказал как бы невзначай, приглядываясь к лицу паренька: — На лошади тебе не хочется покататься? — На какой лошади? — вырвалось у Кольки Болтай Ногами. Он тут же опустил голову, пробурчал: — Спать мне хочется, а не кататься. Вчерась в подвале ночевал, а какое спанье в подвале–то: ребята орут, то стук, то крысы возятся. — В ночлежке что же? Колька Болтай Ногами не ответил. Но, когда подходили снова к уголовному розыску, вдруг ухватился судорожно за рукав Кости. — Ты что, Коля? — спросил Костя, вглядываясь в побледневшее лицо беспризорника. — Или испугался? Колька Болтай Ногами молчал, но все держался за рукав, крепко, судорожно. Как будто боялся, что кто–то схватит его сейчас, поволочет прочь. — Би Бо Бо вспомнил, наверное? — спросил Костя. И тут беспризорник, кивнув головой, сказал виноватым голосом: — Был я у склада, дядя Костя. На стреме был… Кто брал муку, точно не знаю. Только лошадь видел, а парня, на лошади который ехал, не знаю тоже. Велел мне Би Бо Бо, я и пошел… — Деньги он тебе дал? — Он. И еще обещал. От какого–то «ягутки»… — От «ягутки», говоришь… А Колька Болтай Ногами вдруг вскинул голову — мольба таилась в этих черных глазах: — Спрятаться бы куда от него, уехать… Костя обнял его за плечи: — Что–нибудь придумаем мы, Коля… Не дадим тебя в обиду… В «дознанщицкой» он снова и снова повторял это слово «ягутка». Так о скупщиках краденого молодые воры и молодые налетчики уже не говорят. Скажут «барыга с Земляного вала». Но не ягутка. Слово это из давних времен, слово уже забытое… Оно жило в «блатной музыке» тех еще, кто ходили на «дела» в далекие годы, до революции… Значит, старики. Кто–то из старых. Кто? Их немало по городу. Все они на примете. Может, снова взялся за свое дело Горбун? Тихонький, богобоязненный, в церкви больше при старосте. И все же не Горбун ли… Вспомнилось крупное, с высоким лбом, меловое лицо, опущенный в землю взгляд, походка вприсед, тихий голос сквозь бронхитное покашливание. Не числился он давно в приеме краденого, но, может быть, снова взялся за старое ремесло?
