Пробило девять часов, и Орчид Джонс прибыл в Центральную аптеку города, чтобы приобрести химические препараты, указанные на листике. Произошла задержка минут, может быть, на десять, пока выполнялся заказ, потому что эти препараты, как объяснили, довольно редкие, и необходимо было обратиться на склад.
Орчид Джонс внешне ничем не отличался от негра.
Ему принесли химические препараты, он уплатил за них, вышел из аптеки, и тут двое мужчин подошли вплотную к нему и схватили за локти.
Орчид взглянул на мужчин и чуть было не получил инфаркт. Один из них был приземистым и волосатым, другой — стройным и очень щегольски одетым. Орчид узнал их, это были помощники Дока Сэвиджа — Монах и Хэм.
Он попытался вытащить оружие. Его ударили по голове и, пока он ничего не соображал, отняли оружие.
Орчида усадили в машину с занавешенными окнами.
— Недурно, — сказал Монах. — Орчид Джонс изменил свою внешность, но это ему никак не помогло.
Немного очухавшись, Орчид несколько раз проглотил подступавший к горлу комок. В последний раз он испытывал такой страх еще в детстве, когда был пойман на том, что пытался стащить револьвер.
— К-как вы меня выследили? — спросил он, задыхаясь.
— Док сделал анализ вещества на полотенце и определил, что краску на твоей коже можно удалить с помощью смеси определенных химических препаратов, — проинформировал его Монах. — Единственное, что нам оставалось сделать, — это установить, кто купит в местных аптеках набор этих препаратов. Никто не покупал. Поэтому мы ждали, пока не появится покупатель. Все фармацевтические учреждения должны были известить нас об этом. Когда нам позвонили, мы действовали быстрее молнии.
Орчид Джонс молчал и смотрел на свои руки.
Мазь под ногтями внешне ничем не отличалась от обычной грязи.
— Что вы собираетесь со мной сделать? — спросил он.
— Ничего, — ответил Монах, — только выяснить несколько вопросов. Я хотел сказать, что, возможно, мы ничего с тобой не сделаем, если ты ответишь на наши вопросы.
Орчид Джонс украдкой посмотрел на тех чьим пленником он был, и понял, что с ними шутки плохи, и дело его — труба. Он опять взглянул на свои ногти и начал грызть их.
Не успел он проделать ото с несколькими ногтями, как его начало трясти, на губах выступила отвратительного цвета пена. Его трясло все сильнее. Глаза вылезали из орбит. Из горла слышался булькающий звук.
В глазах появился ужас, который говорил о том, что Орчид Джонс понял, что с ним происходит.
— Арг-ав-р-гр! — произнес он, и больше ничего нельзя было разобрать, кроме этого.
— Что за чертовщина? — негодовал Монах.
Орчид Джонс продолжал хрипеть, полагая, что произносит нужные слова, но среди этого хрипа удалось различить только одно имя.
— Карсон Александр Олмен.
Через какое-то время Орчид Джонс перестал трястись.
Монах осмотрел его.
Когда химик оторвался от своего осмотра, его лицо выражало испуг и отвращение.
— Орчид Джонс мертв, — мрачно констатировал он и уточнил: — Мертвее не бывает.
Доку Сэвиджу понадобилось меньше двух минут, чтобы установить причину смерти Орчида Джонса — яд под ногтями.
— Нет никакого шанса реанимировать его, — вздохнул Бронзовый человек.
— Не думаю, что этот парень осознанно принял яд, — пробормотал Монах.
— Я тоже в этом уверен, — ухватился за это предположение энергичный Хэм. — Умирая, он бормотал, пытаясь что-то сообщить.
— Были какие-то вразумительные слова?
Хэм доложил, что было произнесено три слова.
— Карсон Александр Олмен, — тихо повторил Док Сэвидж. — Хорошо, наше лучшее пари…
— Это будет суперамальгамация! — вмешался в разговор новый собеседник — очень высокий и настолько тощий человек, что на него было больно смотреть. У него был высокий лоб, умное лицо мыслителя. Говорят, что как только он научился ходить, то уже тогда носил на ленточке монокль с сильной линзой.
— Это будет суперамальгамация, — произнес новый собеседник. — Мои знакомые составляют подобие номенклатуры.
Сказал эти слова Вильям Харпер Литтлджон, более известный как Джонни всемирно известный археолог и геолог, человек, который никогда не прибегал к коротким словам, когда можно было воспользоваться длинными. Джонни также был помощником Дока.
— Может быть, кто-нибудь переведет мне это? — попросил оторопевший Монах.
— Джонни хочет сказать, — пришел на помощь Док, — что единственным Карсоном Александром Олменом, которого он знает, является довольно известный археолог, носящий такое имя.
— Суперзнаменитый…
— Цыц! — произнес Монах. — Хватит с меня таких слов по самую завязку. Старайся подбирать что-нибудь попроще, пожалуйста!
— Карсон Александр Олмен хорошо известен в своей области, — неохотно согласился Джонни.
В это время заговорил бледный, хилый на вид Длинный Том, державшийся до этого в тени и почти не принимавший участия в разговоре.
— Мне хотелось бы знать, к чему все это беспокойство? — пробормотал он. — Разве мы не можем попробовать воскресить человека, который бы действительно творил добро в этом несовершенном мире, и чтобы при этом на нашу голову не свалились всяческие неприятности?
— Да ты бы зачах, если бы не было этих неприятностей! — фыркнул Монах.
— Куда уж дальше чахнуть? — заметил Хэм, созерцая бледного и хилого Длинного Тома.
— Ну что, будем искать этого Карсона Александра Олмена? — проворчал недовольно Длинный Том.
— Будем, — сказал Док Сэвидж. — Сейчас позвоним ему по междугородной. Если же ничего не прояснится, то мы подключим Рении, члена нашей команды, который еще находится в Нью-Йорке и займется этим делом.
Док Сэвидж подошел к телефону и попросил связать его с Нью-Йорком, с квартирой археолога Карсона Александра Олмена.
Дома у Карсона Александра Олмена долгое время надрывался телефон, звоня через одинаковые интервалы, но никто не поднимал трубку, хотя в доме был человек, который мог бы сделать это.
Этот человек находился у шкафа для хранения документов, в котором была также вся личная корреспонденция археолога. Комнату окутывал мрак, человек был в плаще с поднятым воротником, а поля его шляпы были опущены вниз по всей окружности. Да и большие очки в роговой оправе не позволяли как следует рассмотреть очертания его лица.
Карсон Александр Олмен унаследовал громадное богатство от своего отца — старого промышленного воротилы. Он всегда отличался педантичностью, и именно благодаря этой черте вышел в лидеры в своей области, владел одним из самых крупных частных музеев в мире. Археолог применял свою систему и в личной жизни. Например, абсолютно всю свою корреспонденцию за прошлые годы он тщательно хранил в шкафу, стоявшем возле письменного стола.
