Сначала были вынесены оба машиниста с «Анны Лунд», затем выбрались моряки спасательной группы, которые на свежем воздухе быстро пришли в себя.
Машинисты долго находились без сознания, и врачу пришлось немало потрудиться. Первым обнаружил признаки жизни Хенце. Он сделал глубокий вдох, открыл глаза и обвел всех отсутствующим взором. Хуже было с Гротом. Он хотя и пришел в сознание, но был сильно обожжен и страдал от нестерпимой боли. Врач сделал ему обезболивающий укол, после которого он вскоре уснул.
Тем временем команда матросов с «Притцвалка» под руководством обер-мастера Ламберта подобралась к очагам пожара внутри судна. Им удалось предотвратить распространение огня, который готов был перекинуться на трюмы с углем.
К шести утра обер-мастер Ламберт доложил своему командиру, что пожарная команда в основном справилась с огнем и прямая опасность для фрахтера миновала. Однако прошло еще около часа, пока пламя было полностью погашено.
В разрывах между облаками уже проглядывало солнце, когда матросы, испачканные сажей и углем, уставшие, но довольные победой, сошли на «Притцвалк». На фрахтере осталось лишь несколько человек для заделывания прорезанного в борту отверстия.
На носу тральщика находилась часть экипажа «Анны Лунд» — те, кто сошел с ее борта последними. Несмотря на многократные просьбы командира «Притцвалка» очистить верхнюю палубу, моряки оставались здесь всю ночь, словно боялись, что без них их судно погибнет. Они были безгранично признательны военным морякам ГДР за их самоотверженную борьбу с пожаром, за спасение попавших в беду людей.
Обер-мастер Ламберт и его группа были буквально атакованы командой с «Анны Лунд». Им жали руки, обнимали. Вопросы сыпались со всех сторон.
— После, после, прошу вас... — Ламберт спешил, поскольку уже подходили два морских буксира, вызванных по просьбе капитана Вергеланда обер-лейтенантом Штерном. Буксиры должны были принять команду фрахтера и оттащить потерявшую ход «Анну Лунд» в Щецин.
Ламберт осведомился о состоянии здоровья спасенных механиков.
— Их жизнь в безопасности, — ответил обер-лейтенант, — но, как я слышал, один из них не скоро поднимется. Другой — кажется, его зовут Хенце — уже ходит. Они оба в моей каюте.
В этот момент подошел сигнальщик и доложил, что команда с «Анны Лунд» может перейти на буксиры.
Вынесли укутанного в одеяла Грота. Хенце горячо поблагодарил Ламберта за все, что было сделано для него и его товарищей. Обер-мастер помог ему дойти до борта.
Но вот швартовы отданы, и корабли стали медленно отходить друг от друга. Моряки «Анны Лунд» приветственно махали руками до тех пор, пока еще можно было различать фигуры людей...
Хенце вновь и вновь со всеми подробностями рассказывал о событиях прошедшей ночи и не скупился на похвалы и слова признательности команде тральщика. Он вспомнил случай с моряками из ФРГ, которые совсем иначе отличились в Глазго. Один из матросов буксира в свою очередь рассказал о том, что было с ними в советском порту Рига.
— Как-то вечером мы с двумя товарищами бродили по улицам города. Из открытых окон одного из домов лилась музыка, слышался смех, перед окнами молодежь устроила танцы. Неожиданно нас пригласили в этот дом, и мы попали на свадьбу. Было шумно и весело. Мы поздравили новобрачных и под аплодисменты всех присутствовавших выпили за их счастье и германо-советскую дружбу.
Наконец «Притцвалк» медленно вошел в свою бухту.
Из донесения по радио командование было уже информировано об успешной операции по спасению судна и людей. На пирсе возвращавшихся ожидал командующий флотилией.
Обер-лейтенант Штерн подробно доложил о ходе спасательных работ, указав при этом имена отличившихся.
Перед выстроившимся на юте личным составом «Притцвалка» выступил командующий. Он поблагодарил моряков за самоотверженные, умелые действия, особо отметив отличную службу спасательной группы и обер-мастера Ламберта.
Дружное «Служу Германской Демократической Республике!» прозвучало ему в ответ.
Иоахим Бремер
РАПОРТ О ПЕРЕВОДЕ
Младший лейтенант Хайнц Вебер сидел в комнате взводного командира и в задумчивости рисовал кривые домики, какие-то фигурки, затем овал, обрамленный длинными волосами. Это ее волосы — пышные, непокорные и удивительно красивые. При этом он неотступно думал о том, что она сказала: «Дальше так продолжаться не может! Да, я люблю тебя, и тем не менее мы должны расстаться!»
Хайнц выпрямился и уставился на лист бумаги, лежавший перед ним. Рапорт о переводе. Все в нем правильно: адрес, дата. Но вот основание, причина... Он встал и подошел к окну: отсюда была видна граница. Причина, вот в чем все дело... Он вновь сел. Ее трудно изложить. Не может же он в самом деле написать: «Она хочет порвать со мной, если я наконец... если мы наконец не сможем быть вместе».
«Все супружеские пары хотят быть вместе, но бывает так, что некоторые из них долгие годы вынуждены жить в разлуке, — думает он. — А мы даже и не женаты! Но мы хотим пожениться, хотя никак не можем решиться на это, все чего-то ждем. Это тянется вот уже семь лет, — кажется, целую вечность. И с этим пора кончать, право пора».
Ему вдруг вспомнился выпускной бал в офицерской школе. Праздник был так прекрасен! Играл оркестр. Мелодия в большом зале лилась как-то особенно торжественно. Выпускники приглашали своих девушек танцевать или шли с ними в сад, в бар.
Хайди весело наблюдала за танцующими. Раз-два-три... раз-два-три... Она слегка постукивала пальцами в такт музыке. Потом посмотрела на Хайнца, улыбнулась ему и встала. Непринужденно скользили они в танце, и он чувствовал себя счастливым, таким счастливым, каким может быть молодой офицер, только что сдавший выпускные экзамены.
«Как она грациозна!» — думал он. Ему хотелось все время смотреть на нее, а ведь они так давно знали друг друга. «Как элегантно и женственно танцует! Прекрасный вечер, наш вечер».
Ночь была теплой и лунной. Она приглушала слова и скрывала нежные взгляды и поцелуи. Они бесцельно бродили, думая друг о друге и о том, что их ждет. Казалось, не было никаких проблем. Его распределят в какой-нибудь город, и они будут там вместе. Молодые люди беззаботно предавались своей любимой игре «в доказательства». Это была у них давняя игра.
— Ты меня любишь? — спрашивала она.
— Да!
— Почему?
— Потому что ты любишь меня.
— Ты в этом уверен?
— Конечно!
— Чем ты можешь доказать мне свою любовь?
— Я ни разу не изменил тебе.
— Это не доказательство, это лишь заверение.