— А если лесом по горе? — спросила Наташа, передавая деньги.
— Можно и через гору лесом. Дорога была раньше, да сейчас там нельзя... — и, оглянувшись, шопотом добавил:
— Бандеровцы там бывают...
Наташа знала, что «бандеровцами» здесь называют остатки украинско—фашистских бандитов, которые, скрываясь в лесах, убивают встречных. Она много знала о зверских расправах этих бандитов над советскими гражданами, особенно над молодыми интеллигентами, посланцами Советской власти, которые принесли в когда—то бедные, глухие карпатские села свет науки и прогресса. Но для страха не осталось места в сердце врача. Чувство гуманного долга вытеснило его. Ей во что бы то ни стало нужно ехать туда, в молодой колхоз. Ее ждет больной ребенок.
Она решительно, тоном приказа, сказала;
— Едем лесом!
Не забывший хозяйских окриков старик не посмел ослушаться.
...Лошади еле тащат тяжелую повозку в гору. Они части останавливаются, шарахаясь от низко нависших ветвей развесистых елей. Повозка тарахтит по кочкам и кореньям.
Наташе приятен лес. Она родилась и выросла среди таких же покрытых лесом гор на северном Урале. Будучи студенткой столичного медицинского института, каждый год проводила каникулы на родине. А там такие леса!
Но здесь... От сильного осеннего ветра скрипят и стонут деревья. Сквозь шум и свист ветра слышится внизу грохот горной реки, несущей между камней свои изобильные после прошедших осенних дождей мутные води. А кругом стеной стоит темнота. Только маячит перед глазами дубленый полушубок кучера, да его ветхая американская шляпа пепельного цвета.
И свистит разгулявшийся ветер на тысячи голосов, точно пошли в пляс с песнями неведомые духи из бабушкиных сказок, слышанных в детстве.
— Стой!!! — раздалось в темноте, где—то рядом.
Наташа отчетливо слышала окрик, но не хотелось ей верить, что это человеческий голос.
Только через несколько мгновений, когда в глаза ударил яркий, ослепляющий пучок света электрического фонарика, а на уровне груди появилось дуло автомата, она поняла, что окрик относится к ним, даже к ней одной, так как старика—кучера с повозки словно ветром сдуло. С молодецким, не по возрасту проворством он юркнул под ноги лошадей.
Хозяина автомата не было видно, он был вне конуса света.
— Предъявите документы! — потребовали из темноты.
Наташа, уверенная, что это один из тех, кого Стах называл бандеровцами, собрала воедино все мужество, спокойно ответила: «пожалуйста» и полезла в чемоданчик, только взяла там не документы, а крепко сжала в руке на всякий случай хирургический нож.
В это время раздался другой голос:
— Товарищ старший сержант, посветите сюда, а то старик свой кожух замарает.
Упоминание воинского звания и интонация голоса, в которой ясно слышался неподдельный акцент земляка, уроженца берегов Вятки, сразу успокоили Наташу. Свет фонаря повернулся к говорящему. Это был коренастый, приземистый парень в зеленой фуражке, на околыше которой ярко блестела эмаль пятиконечной звездочки советского воина; защитная двубортная куртка, перетянутая широким брезентовым поясом с железными когтями выдавала в нем линейного надсмотрщика связи. В руках он держал карабин. В трех шагах от него по грязи полз Стах. Связист поднял его за руку. Кучер вытянул из белой холщовой штанины паспорт и извиняюще пролепетал свое неизменное: «Хиба я знал?»
Человек с автоматом, невзначай осветив себя, подошел вплотную к Наташе. Улыбаясь, он спросил:
— Вы, девушка, кажется, немного испугались? — и уже серьезно: — По каким делам через лес пробираетесь?
Наташа подала паспорт.
— Врач. Еду в колхоз «Шлях до комунизму». К ребенку вызвана. Нарыв в горле. Нужно сделать срочную операцию. Да на перевоз опоздали. Едем к конному броду. Если сегодня вечером не оперировать — мальчик умрет.
«Зачем я им все это рассказываю»,— подумала девушка, оборвав себя. — Какое им дело до этого? Все равно они пас задержат, как подозрительных. Конечно, освободят завтра, а их начальник сухо, с дежурной улыбкой извинится; «Такая служба».
Пограничник внимательно просмотрел паспорт от первой до последней страницы. От взгляда девушки не ускользнуло, что старший сержант не оставил без внимания и те страницы паспорта, где полагается быть отметкам загса. Страницы были чистыми, и может быть поэтому он еще раз сверил фотокарточку в паспорте с оригиналом. Девушке показалось, что пограничник улыбнулся. Наверно, от этой—то улыбки и пришла Наташа в себя окончательно. Она не стала скрывать своей улыбки.
Пограничник сказал:
— Можете ехать. Только бродом не проедете: вода на метр прибавилась.
— А чей мальчик—то заболел? — спросил пограничник, помолчав.
— Кравчука Ивана.
— Это не того, что на хуторе возле леса живет? — вмешался связист.
— Так, У них один Кравчук, — объяснил Стах.
— Э, знаете, барышня, к нему вам вообще не стоило ехать,— с азартом заговорил солдат.
— Это почему? — строго спросил старший сержант.
— Как почему? Разве забыли, как в сорок шестом с того хутора нас бандиты обстреляли и скрылись? Пять часов искали мы их, а он, этот самый Кравчук, видел, куда бандиты побежали, да не сказал нам. Побоялся, мол... Он врагов скрывал! — ораторствовал связист.— А она в осеннюю темную ночь через бушующую реку пробраться хочет, чтобы его ребенка лечить.
Старший сержант резко, хотя и с нескрываемым оттенком юмора прервал подчиненного:
— Не кипятитесь, ефрейтор, как холодный самовар. Уймите свое горячее северное сердце. Все это хорошо помню. Но Кравчук—то под страхом смерти молчал. Бандиты ему грозили. Не понимал он тогда толком ничего. А теперь не тот стал Кравчук...
Затем обратился к Наташе:
— Так может умереть, говорите, мальчик?
Наташа посмотрела на светящийся циферблат часов.
— Если через час—два я не буду у больного, то будет так.
— Ребенок должен выжить, слышите, товарищ врач! — сказал пограничник. — И вы должны его спасти!
— Но чтобы сделать это, нужно врачу, то есть мне, быть сейчас же за рекой! — ответила ему Наташа. — Что же мне делать? — безнадежно добавила она.— Только чудо может помочь сейчас перебраться через реку.
— А может, обойдемся без чудес? — уже мягче проговорил пограничник. — Ну, старик, поворачивай коней. Ефрейтор, помоги ему...
Наташу подкупила решительность пограничника. Еще не зная его замысла, она доверилась ему и, молча повинуясь, села в повозку, поехала обратно к перевозу.
...Старший сержант осветил реку. Пучок света несколько раз пробежал по реке. Невысокие, но очень частые волны, подгоняемые ветром, быстро неслись по реке. Вот лучи, уже почти совсем растворившиеся в темноте, нащупали противоположный берег и натолкнулись на перевернутую вверх дном лодку. Наташа поняла замысел пограничника.
