Пока в своей выгоревшей форме без знаков различия, зато с улыбками на лице, мы шли от вокзала к дому приятеля, нас дважды останавливали бритые парни, в спортивных костюмах и лаковых туфлях. В Махновске, как потом объяснил Андрюха, был праздник города.
На третий раз (ох, уж, этот третий раз) пятеро аборигенов остановили серьёзно. Бычьё требовало снять заграничные часы и не мешать им поковыряться в наших заплечных сумках, грубо говоря — разбой на большой дороге. Потолкались с молодежью без понятий — уронили киоск, раззадорили и их и себя.
Андрюха уже стоял у ворот родового гнезда с голубыми наличниками на окнах и искусно выполненными резными воротами и очень удивлялся шуму, который мы создали своим появлением. Еще в Герате, он считал, что офицеры спецназа ГРУ должны всю жизнь ходить, как можно тише и, как можно меньше привлекая к себе внимание окружающих, т. е. вести себя, как на территории временно занятой врагом (Афганский синдром?).
Пока преодолевали последние метров сто дистанции, за спиной шустрые пацаны с побитыми мордами, не понятно зачем, перегородили дорогу цепями. Не успели с приятелем обменяться приветствиями, не успели пшикнуть купленным чешским пивом, как прилетел их бугор-бригадир Кузьма Кузема, а за воротами толкались еще человек пятнадцать.
Потолковали на повышенных тонах. Андрюха, как сам-то из местных, пытался уладить добром, но в диалоге не срослись падежи и числительные. Бригадир оказался братом начальника местной милиции, поэтому вопрос ставил жестко: если завтра, т. е. через сутки, бабло, что-то около 10 тысяч долларов, не принесёте, сожгу, говорит дом до пятого колена (???) и хозяйственные постройки, а всех остальных поубиваю. Вот так, и не как не иначе.
— А что ж так дорого? — интересуюсь у бригадира-махновца.
— Полтора косаря за киоск и девять, типа, за моральный ущерб.
— И сколько всего? — поинтересовался улыбающийся Андрюха.
Тот скривился, — Ты, что в школе не учился, сказано русским языком — всего двенадцать штук.
Я хотел возразить, но смеющийся друг, только махнул рукой, — Ясно, — говорит, — Тогда, как обычно, часов в 10 утром, в овраге за заводом?
Кузёма кивнул животом и вышел весь из светёлки.
* * *
Мы не стали дожидаться милостей от природы и посвятили оставшуюся часть дня подготовке к встрече в низах.
Взяли на троих по сумке, типа «мечта оккупанта». Быстренько сгоняли в магазин колониальных товаров, собрали с полок товары бытовой химии и кое-какие другие необходимые мелочи. Сели в сараюшке, взяли огурцов оставшегося пива, самогона, хлеба, соли, трёхлитровую банку домашней тушенки. Разлили — выпили — закусили… Разлили — выпили — закусили… И в паузах выполнения программы по уничтожению трезвости в стране, из принесённых сумок всё достали — аккуратно разложили. После начали пересыпать, отмерять, дозировать, а кое-что, даже поварили на плитке. Во время проведения подготовительных работ, не взорвали район и на том спасибо, зато взрывчатки намешали очень даже серьёзное количество. Под домашнее угощение, как-то сам собой родился рекламный слоган: «Гексаген — лучшее средство от рэкетира».
В контексте предстоящей встречи, встрепенулся Серега. Хорошо бы, говорит, взять завтра с собой такие специальные приспособления, которые, при умелом обращении могут изрыгать из себя пули. На мой взгляд витиевато, главное, Андрюха понял, что речь идет об огнестрельном оружии.
После пива и материнского самогона с духмяной тушёнкой, взгляд у Андрюхи стал добрее, головная боль вызванная тяжелой контузией, ушла. Да, забыл сказать, что дело происходит в российском районе, где во время войны состоялась Курская битва.
Полез Андрюха под стреху и достал два «Шмайсера», ведро патронов к ним и штук десять магазинов. Тщательно смазали машинки. Патроны на выстрел решили не проверять, т. к. из проверенных изделий потом в сторону врага не бабахнешь.
Пожелали друг другу спокойной ночи, да там же на сене и завалились спать, во, нервы были.
* * *
С утречка, только пропели первые петухи, сбегали на место встречи (заброшенный торфобрикетный завод, бывшее градообразующее предприятие) прикопали кое-что, присыпали… Было желание, вернувшись на сеновал, однако из-за нестандартных действий противника, пришлось включать внутренние резервы и напрягаться… Стали ждать.
К назначенному времени появились «братишки». Бычьё наглое, раскормленное, от безнаказанности самоуверенное и красномордое с набитыми пудовыми кулаками. Даже плёвенькой дедовской берданки с собой не прихватили, так, обрезки арматуры, ножи, кастеты… Они приехали учить, а не учиться.
Прибыло ровно двенадцать человек на трёх «девятках».
Мы решили не ждать первой звезды, чай, не рождество… Как только машины врага остановились и оттуда лениво вылезли боевики, мы с Серегой сперва пулями пульнули у них над головами, потратили плохих патронов (все время приходилось передергивать рамку затвора), а потом уже умелец Андрюха рванул наши самоделки. Они были без серьёзных оболочек и поражающего эффекта, поэтому только грохот, а шума и песка было более чем предостаточно.
Враг был сбит с толку и оглушён. От всего шутейного действия они ударили в грязь лицом, и только один остался сухим и не очень вонючим (что характерно, это был не их главарь).
— А кто из них самый вредный, а Андрюха?
Он насчитал среди дюжины лежащих семерых, включая и Кузёму. Серега стащил их в одно место и положил рядом. Стыдно вспоминать. Вместо того, чтобы их оглушенных и обескураженных, после пришедших в себя, матерящихся и угрожающих жизни и имуществу нашего Андрюхи, пожурить, по-отечески, взлохматить ежик и отпустить, случилось невообразимое.
Без суда и следствия, как какой-то, герой Украины Степан Бандера — Серега их семерых расстрелял… Тишина повисла жуткая. Мы с Андрюхой также не дети, участвовали не в одной акции зачистки кишлаков и аулов, но и нас покоробило… Там, как не крути были чужие, а здесь, вроде… свои… Хотя…
* * *
Прошло больше двадцати лет, но до сих пор в Махновске и близлежащих районах и поселениях в отношении люмпена к пролетариату и передовому крестьянству всё было спокойно. Разбойному элементу, который пытался заняться там бандитским промыслом, ушлые тетки с местного базара, толково, а главное доходчиво объясняли, что если они не прекратят быковать и безобразничать, по их души примчится дикий взвод быстрого эстрадного реагирования и постреляет их в щепки. «Патронов они не жалеют» — добавляют они уже от себя.
