— Да уж. Ту же Алину Михайлову в два счета нашли бы.
— Ну это вряд ли, у нее-то не было телефона… Хотя, может, и не нужно было бы. Парень только с той санитаркой и общался, потому, в чем именно заключается его Дар, какие ограничения — мы толком не знаем. Как ты насчет командировки? У нас там есть сотрудники, которые с этими автономщиками худо-бедно ладит. Они, конечно, живут в лесу и молятся колесу, но какие-то связи с цивилизацией сохраняют. Только на многое не рассчитывай, Сань. Про этот Дар мы через третьи руки знаем, он может лажей какой-то оказаться. В любом случае лучше тебя этого никто не выяснит. Я вот думаю, через недельку пару самых геморройных резонансов передам в суд и с тобой могу поехать.
— Да ладно, там всего делов-то с пацаном поговорить. Сам управлюсь. Сиди уж, разбирайся со своими резонансами.
— Ну, Дикий Север все-таки, вся пижня… Впрочем, как знаешь.
Улыбаюсь:
— На край света? К прибабахнутым ганфайтерам? Не пойми зачем? Даже не уговаривай. Все равно не откажусь!
* * *
— Здравствуйте, товарищ! Как добрались, как разместились?
Нескладный лопоухий парень в полицейской форме тянет мне руку для пожатия. Мосластое запястье нелепо торчит из слишком короткого рукава.
— Спасибо, все отлично. Я Александр Егоров, ну да вы в курсе. А вы?
— Сергей Шмелев. Ну, можно Серега просто…
— Отлично, будем на «ты» тогда. Да ты садись, чего торчишь, словно каланча…
С будущим проводником по северному архипелагу я встречаюсь в баре при гостинице. Отсюда открывается вид на главную достопримечательность города — серую гладь широченной реки. Противоположный берег едва проступает из тумана.
Официант подает Сереге меню. Тот морщит лоб и заказывает маленький бокал самого дешевого пива. Мда, что-то я не подумал, выбирая для встречи с провинциальным участковым такое пафосное место… Одновременно с его пивом приносят и мой заказ — здоровенный кусок рыбы, украшенный овощами.
— Треску взял? — дружелюбно интересуется Серега. — Эт ты правильно. Чем наши края знамениты? У нас тут треска, доска и тоска…
— Да не сказать, что у вас тут особо тоскливо в последнее время. Автономщики, вольные ганфайтеры… Дикий Север, одним словом.
— Что да, то да, — Серега вздыхает и одним глотком выпивает половину пива из изящного бокала. — До Одарения от скуки на стенку лезли, а теперь, наоборот, скучаем по прежним скучным временам. У меня девять островов, так раньше одно название было, что участок — десяток древних бабок на три деревни. А после Одарения мразь всякая из тюрем поперла, как говно из нужника, если туда пачку дрожжей бросить. Тогда огнестрел для населения легализовали сначала по факту, а потом уже и по закону. Вот автономщики эти у нас и обосновались. Заняли военную часть, брошенную еще в девяностые. От нее заборы остались и пара фундаментов.
— Как ты с ними вообще ладишь?
— Ну так… Не лезу в их дела без крайней, как говорится, необходимости. Но они и сами с понятием, совсем уж берега не теряют. Паспортные данные подают для регистрации. Детей в школу отвозят экзамены сдавать. Браконьерствуют, конечно, и лес налево сплавляют — но заносят кому надо время от времени, так что сигнала брать к ногтю не поступает. Да их еще поди возьми, у них винтовки и два пулемета. Обострять никому не хочется. Всем проще, — Серега неопределенно поводит рукой, — сохранять статус, как говорится, кво. Мы не особо лезем к ним, они у себя тихо сидят и не отсвечивают.
Официант забирает тарелку из-под трески — несмотря на множество соусов, сама по себе она оказалась практически безвкусной. Прошу повторить пиво и принести сет закусок. Серега насупливается. Машу рукой:
— Угощаю. За знакомство! А про пацана того, который якобы с Даром к связи с кем угодно, что известно?
— Да не особо много. Нифонтов Константин Михайлович, 2012 год рождения. Сам я с ним не общался, и никто из наших тоже — в голову никому не пришло обратиться в полицию. Техничка из больницы утверждает, что он взял ее телефон и что-то с ним такое сделал, отчего вызов прошел к ее пропавшему в Одарение родственнику. В памяти телефона звонок не зафиксирован, у операторов сотовых тоже. Так что, может, пацан попросту что-то этой бабе внушил. Или она сама, как говорится, напридумывала.
— Понятно. Далеко до них ехать, до автономщиков этих?
— Часов пять-шесть на моторе. Завтра с утречка пораньше выйдем — к ночи вернемся. Только бы погода не испортилась. У тебя шмотки теплые?
— Да, спортивные, под зимнюю рыбалку.
— Вот и славно. У меня катер с навесом, яхта, считай, — Серега добродушно усмехается. — А все одно продрогнем, это как пить дать. Я термос прихвачу и бутеры. Встречаемся в шесть на пристани. Вон она, под окном, не промахнешься.
— Заметано, — я поднял кружку с пивом. — Ну, за успех нашего безнадежного дела!
По реке за окном ползет баржа, груженная бревнами.
— Ты только учти, что на реке связь пропадет почти сразу, — говорит Серега. — Если кому позвонить, это лучше из города.
Киваю. На работу я отзвонился еще днем — не оставлять же сотрудников без руководящих указаний. С текучкой Катя уверенно справлялась и без меня, а если что-то сложное, подождет пару дней. Тем более что резких кадровых перемен у нас так и не случилось — Ксюшу я для порядка еще поплющил, а потом простил и оставил на работе. Как бы ни был чудовищен ее поступок, его последствия вышли благоприятными: Ксюша хотела убить одного человека, а в результате помогла спасти другого. Я на досуге полистал брошюрки, прихваченные в буддийском хуруле, и с удивлением узнал, что в этой доктрине карма начисляется по фактическому результату того или иного деяния. То есть за одинаковые поступки, если они привели к разным последствиям, бонусы на кармический счет капают исходя из последствий. Такая вот духовная бухгалтерия. Мне понравилось — слишком много я видел благих намерений, ведущих известно куда.
— Слышь, Саня, а можно… ну, у меня вопросец есть один… Не по делу. Личного, как говорится, свойства.
Оттопыренные уши Сереги наливаются рубиновым.
— Конечно, не проблема! Задавай.
— Ну, я тут это… Всех спрашиваю, вдруг однажды свезет… Оно, конечно, неловко, но под лежачий камень, как говорится, и вода не течет. У тебя нету знакомых, ну, эта, в издательствах каких-нибудь?
— Надо подумать, по склерозникам полазить. Так сразу что-то не соображу.
— А то я тут, ну, стихи пишу понемногу, — Серега шустро достает из портфеля увесистую пачку распечаток. Ничего себе «понемногу». — Мне вот опубликоваться бы… У нас-то тут… Ты прикинь, в Союз Писателей только с публикациями принимают, а публикуют только членов Союза Писателей. Ну, я подумал, вдруг у вас как-то попроще с этим делом… Мне бы в сборничек какой попасть, или в журнал… Хоть пару-тройку стишат выпустить бы в бумаге.
Провожаю глазами баржу за окном. Врать и обещать лишнего не люблю. Но как откажешь человеку, с которым завтра предстоит двенадцать часов плыть в одной лодке…
— Лады, Серега. Оставь мне распечатки пока. Вернемся — подумаю, что можно сделать.
* * *
— А здесь у нас раньше грузовой порт был! — кричит Серёга сквозь рёв мотора и шум встречного ветра. — Что в Первую, что во Вторую мировую войны корабли неделями на рейде стояли, очереди ждали на разгрузку. Хотя работа кипела круглосуточно.
Плохо вяжется эта история с заболоченными, заросшими ивняком берегами — кажется, туда и вовсе не ступала нога человека. Хотя, если присмотреться, кое-где торчат то бетонные, то деревянные руины пристаней.
— У нас досюда ажно трамвай городской ходил. Летом подвесной мост для него наводили, зимой по льду рельсы прокладывали, — любовь к родному краю снова заставляет Серегу перекрикивать мотор. — Ты прикинь, в разгар Первой мировой его строили! Самый северный в мире трамвай был тогда, гордость города. Весь двадцатый век ходил по расписанию, только в реформы его профукали… недавно как раз рельсы последние поснимали. В наших краях много интересного было вообще. И арктические экспедиции отсюда отправлялись, и протопопа Аввакума здесь сожгли, и в интервенцию тот еще балаган был — веселый и страшный. Казалось бы, материала на сто романов… а никто не пишет, ты прикинь? Сам сочиняю понемногу про Гражданку, как беляки у нас демократическое общество строили одновременно с концлагерями и между собой собачились почем зря; так ведь не опубликуют же…
