Никита упал на колени, чтобы удержаться. Потом, почувствовав, что его остров плавно балансирует, будто на морской волне (или болотной?), он встал, принялся озираться. И – о, чудо! – в нескольких шагах от себя увидел человека в матросской курточке, высоких сапогах и берете с весело прыгающем на ветру помпончиком. Матрос ладил прямо на острове мачту с треугольным парусом, превращая обломок города во что-то похожее на необыкновенный плот.
– Что стоишь истуканом? – заорал матрос. – Помоги лучше! Не видишь, мне одному трудно!
Ангел! Ну, конечно, это был он собственной персоной. Кто бы ещё смог оказаться рядом на осколке планеты и превращать его в плот? Вдвоём, несмотря на тугие яростные вспышки ветра, они подняли невысокую мачту с треугольным парусом, и островок заметно перестало трясти. Волн «за бортом» никаких не было видно, но что-то подобное морской стихии подхватило импровизированное судно и понесло его по ветру.
– Это что, виндсерфинг для двоих, или гонки на обломках планеты? – поинтересовался Никита. – Куда нас интересно вынесет по морю-окияну на плавучем острове-Буяне?
– Ни то, ни другое! И вынести может только в никуда, – прокричал сквозь ветер Ангел. – Здесь не просто потусторонний, а инфернальный мир, Никита-ста, то есть, скопище отрицательных энергий. Пора бы понять. Здешнее пространство может быть похожим на ваше пекло, но это не ваш мир и никогда ему не стать болотом мелких грязных страстишек, зависти, предательства и кухонных драк, каким бы отрицательным он ни выглядел, запомни это.
– Спасибо! Я уже как-то без тебя разобрался, – досадно сплюнул Никита. Ему стало до боли обидно за свою родину, ибо Ангел в двух словах описал все мерзкие случаи земного бытия. – Куда мы сейчас?
– Скоро узнаешь.
Ангел больше не произносил ни слова, но и того, что он сказал, было достаточно для притаившегося в душе уныния. Не хотелось отдаваться этому подленькому чувству, тем более считающемуся одним из самых тяжёлых человечьих грехов, но сознание очень часто оказывается непослушным. Необходимо было чем-то отвлечь себя от неприятных дум.
Никита пытался оглядеться: вокруг пещерной темени не наблюдалось, но и видимости почти никакой. Единственное, что удалось понять не без некоторого внутреннего содрогания, что островок находится внутри гигантского тайфуна, в его оке. Островок скользил по краю ока, как по волне, не задевая «стенок». Никита вспомнил, что скорость воздуха в земных тайфунах достигает трехсот километров в час. Какая же здесь скорость? Во всяком случае, если глыба коснётся края относительно спокойного ока, то… об этом не хотелось думать. Но вот смерч стал стихать. Тугие кольца воздуха опадали куда-то вниз. Скоро они исчезли совсем, и окружающее пространство мгновенно превратилось в мёртвый штиль. Ангел снял мачту, значит, приплыли. Но куда?
– На кудыкину гору, – обернулся Ангел.
Он как всегда подслушивал мысли и не преминул укусить гостя, дабы тот не расслаблялся. Стало много светлее. Свет наступал отовсюду, пока четко не определились полюса.
Огонь!
Земной! Неделимый! Тёплый! Божественный!
Потусторонний? Зеркально-ртутный? Обжигающий пустотой?
Что бы то ни было, но впереди путешественников ожидала встреча с неприрученным никем диким пламенем, которое, собственно, и дрессировке никакой не подвластно.
Два сплошных потока пламени шли навстречу друг другу. Один, рдеющий, как маков цвет, переливающийся голубым и зелёным, словно фонтан, прыснул тугими потоками снизу и пытается залить своими огненными потоками всё окружающее пространство. Или, если не залить, то хоть окропить священными маковыми каплями.
Второй, будто напитавшийся тягучей густой кровью, пролитой человечеством во все века на всех континентах земли, искрящийся жёлтыми и фиолетовыми блёсками, дождём обрушился с неба, пытаясь подмять под себя всё окружающее и даже фонтан пламени, струящийся мощными потоками снизу.
Когда потоки сошлись, островок, на котором приютились Никита с Ангелом, оказался как бы в огненном шаре, недоступном пока ещё пламенным силам. Тем более, что при возникшем единоборстве потокам живого пламени было не до посторонних явлений и прозрачных шариков, прыгающих как щепки, как мусор на тугих мышцах огненных струй.
Сфера шара была невидима, но она ощущалась. Ощущалась хотя бы потому, что выскакивающие из общего пламенного клубка протуберанцы, смахивающие на толстых, в белых, оранжевых и малиновых пятнах змей, устремляющиеся к островку, всякий раз рассыпались, растекались во все стороны, будто наткнувшись на невидимую преграду. Тогда по внешней поверхности сферы пробегали попыхивающие пламенем на теле и рассыпающие алмазные искры огненные ящерки. Как будто самые сокровенные тайны земного пламени не прятались сейчас от наблюдающих за ними случайных зрителей.
– Гляди, саламандры! – восторженно завопил Никита. – Никогда бы не поверил! Они же настоящие!
– Конечно, настоящие, – Ангел снисходительно улыбнулся уголком рта, – это только начало. Запомни, Никита-ста, ты только тогда научишься писать доходчиво и понятно, когда не сможешь или не сумеешь разучиться удивляться происходящему. Ничто не бывает случайным, даже хранительницы и берегини огня к нам пожаловали не просто так. Значит, жди гостей. Это действительно начало.
– Начало чего? – осторожно поинтересовался Никита. – У Джордано Бруно и Савонаролы пламя инквизиторского костра было тоже началом исторической памяти, а им самим это надо было?
– Видишь ли, – Ангел повернулся к Никите, сделав жест рукой в сторону буйства пламенных стихий. – Видишь ли, огонь, – такое существо или субстанция, если хочешь, которая съедает сама себя. Мы сейчас именно это и наблюдаем. Но пламя не только съедает, а тут же возрождает самоё себя. Причём, твой внутренний огонь, то есть, сакральный онгон, если никому не передашь его, сожжёт тебя изнутри. Полностью!
А коли сможешь зажечь кого-то своими пламенными искрами, разгоревшийся пожар поглотит обоих, но из пожара возродится пламя животворящее, а не разрушающее. Это одна из самых древних и истинных философий жизни. Тебе, человеку творческому, понять такое просто необходимо, если действительно хочешь сделать что-то стоящее, а не отдаваться проходным измочаленным штампам.
– Подожди, Ангел, – Никита по своей давней привычке попытался сделать уточнение. – Я не просто так интересуюсь, а именно для того, чтобы избавиться от литературного мусора. Скажи, откуда всё началось?
Возможно, гость Ангела задал вопрос не к месту и не ко времени, но этот интерес вызвал одобрение. Ангел даже удовлетворённо кивнул и решил ответить бесхитростно, по-ангельски. Ведь недаром же Творец создавал его в виде ангела, значит, и дела его всегда должны быть ангельскими. Плохими или хорошими, но только ангельскими:
