— По-видимому, он на что-то наступил, что смазало краску. И это что-то потом исчезло и пока не найдено.
— Вы хотите разыграть меня? — раздраженно спросил Шельбаум. — Исчезло и не найдено? Что же это такое могло быть?
— К примеру, листочки с дерева, — ответил Нидл. — Осень же. Ветер сдул их в воду.
Шельбаум опустился на стул.
— Конечно, может быть, вы и правы, — сказал он устало. — Но по всему, что мы знаем, Фридеман не относится к типу самоубийц, — заметил он. — Нет, Алоис, здесь что-то не так.
В кабинет постучали. В приоткрывшуюся дверь просунул голову Маффи и сказал:
— Господин Ланцендорф желает говорить с вами, господин обер-комиссар.
— Немного поздновато, но все же давайте его сюда, — проворчал Шельбаум. — Будет лучше, если я с ним останусь с глазу на глаз, — обратился он к Нидлу. — Послушайте из соседней комнаты, а я переключу микрофон.
Нидл покинул кабинет. Вошел Петер Ланцендорф. Он, казалось, был переполнен чувством мрачной решимости. Шельбаум предложил ему стул, а сам незаметно нажал кнопку микрофона.
— Вы были у фрейлейн Фридеман, — начал Ланцендорф, — а наутро вызываете ее сюда. Позвольте узнать причину?
— Я, правда, не подотчетен вам, — сказал обер-комиссар не без металла в голосе, — но, несмотря на это, не хочу держать вас в неведении. Хочу поговорить с ней о ее семье, знакомых, о ней самой…
— По душам? — с иронией спросил Ланцендорф.
— По-другому, пожалуй, невозможно, — ответил Шельбаум с легкой издевкой.
— Я вам не верю! Вы ее подозреваете…
— В чем же, позвольте узнать?
— Разговаривая с ней, вы утверждали, что Фридеман не убивал свою жену.
— Могу вас заверить, что я не питаю подозрений в отношении фрейлейн Фридеман. Наш завтрашний разговор будет служить лишь уяснению некоторых обстоятельств. Не понимаю, как она могла подумать нечто подобное.
Ланцендорф почувствовал, что переборщил, и стал защищать Карин.
— Она и не догадывалась. Это все я… Прошу меня извинить… — Он встал.
— Ну а какие у вас-то были причины думать, что я подозреваю фрейлейн Фридеман? — спросил Шельбаум.
Лицо Ланцендорфа приняло озабоченное выражение: Шельбаум кивнул на стул, и молодой человек вновь сел.
— Она должна сама сказать вам, — пробормотал он.
— Но не скажет, не так ли? — переспросил Шельбаум.
Ланцендорф кивнул.
— Следовательно, мы должны попросить вас, — сказал Шельбаум.
— Вы сами доберетесь, — произнес он наконец. — Я хочу лишь сказать, что Карин не принадлежит к тому же кругу людей, что ее дядя и ее тетя, а также к тем, кто с ними общался.
— Вам надо выразиться несколько яснее, — произнес оберкомиссар.
— Я имею в виду деловые отношения с клиентурой: размер процентов, условия, методы обеспечения и получения гарантий…
— Мягко говоря, он был мошенником?
— Сказать так, пожалуй, нельзя. Он все же придерживался закона. Но иметь с ним дело я бы не стал. В институте мы занимаемся экономическим анализом и ведем досье по таким фирмам. Мы как раз не рекомендуем то, что делал Фридеман.
— Это интересно, — сказал Шельбаум. — Мы должны заняться прошлым господина Фридемана. Поскольку вы не хотите, чтобы ваша невеста была причислена к его единомышленникам, то можно сделать только один вывод: ее родственники обращались с ней не так хорошо, как она сама утверждает, и о подобных вещах она не имела понятия.
Ланцендорф встал и подал руку Шельбауму.
— Когда Карин придет к вам, пожалуйста, не касайтесь ее отношений с родственниками. Она считает себя обязанной им и не желает, чтобы на них падала тень.
Обер-комиссар обещал выполнить эту просьбу и проводил его до дверей приемной. Увидев Нидла, он спросил:
— Что вы думаете, Алоис?
— Кажется, он очень любит свою девушку, — сказал Нидл.
«Он опять думает о своей жене, — отметил про себя Шельбаум. — Надо его отвлечь».
— Мы не институт по вопросам заключения брачных контрактов, — саркастически произнес он. — Я хотел бы знать, не пришло ли вам что-нибудь в голову в связи с этим убийством. Не замешан ли в нем клиент Фридемана, который совершил убийство как акт мщения.
— Боюсь, что вы на неправильном пути, — сказал Нидл, покачивая головой. — Вы видите вещи более сложными, чем они есть на самом деле.
Прежде чем Шельбаум успел ответить, дверь распахнулась, и вбежал Маффи с листком бумаги в руках.
— Телеграмма из Мюнхена! — крикнул он. — По делу Бузенбендер с 1948 года существует решение земельного суда об аресте за пособничество и убийство после изнасилования. Суд будет настаивать на выдаче.
Шельбаум вырвал у него из рук телеграмму. Он вдруг почувствовал, насколько был измотан. Судьба Бузенбендер пробудила в нем чувство сострадания. Ответить на вопрос о ее вине было не так просто, но теперь ее путь окончательно вел в пропасть.
Зазвонил телефон. Нидл поднял трубку. Затем он доложил Шельбауму:
— Жандармский пост в Гантерне. Схвачен Деттмар. Пытался перейти границу с Италией.
Шельбаум шумно вздохнул.
— Последние дни вы, Алоис, почти не отдыхали, — сказал он, — но, к сожалению, никого другого послать нельзя. Надо выехать сегодня же ночью и забрать этого Деттмара…
Он вновь вздохнул.
— …и, возможно, там разузнать о Фридеманах. Они уроженцы Гантерна.
* * *
— Я еще раз пригласил вас к себе, дорогой Шельбаум, — сказал шеф отдела безопасности с предупредительной улыбкой. — Думаю, что господин старший прокурор имеет сообщить вам нечто важное.
Прокурор, низкорослый плешивый мужчина, с густыми черными бровями и толстыми губами, посмотрел на обер-комиссара зло, как будто он был преступником, против которого возбуждалось судебное дело. Шельбаум склонил голову.
— Вы расследуете случай Фридемана, — сказал старший прокурор резким тоном, принесшим ему известность. — Мне не совсем ясно, что или кого вы ищете.
— Убийцу, господин старший прокурор, — сказал Шельбаум.
— Разве он не висел на суку на берегу Старого Дуная? — Голос прокурора был полон сарказма.
— Убийца? Я сомневаюсь в этом, — ответил Шельбаум.
Шеф отдела безопасности улыбался. Кто был близок с ним, тот знал, что эта улыбка ровным счетом ничего не выражала. Она была непременной официальной миной, как и раздраженный тон старшего прокурора.
— Обер-комиссар Шельбаум принадлежит к нашим самым способным криминалистам, — сказал шеф.
— Вам нет нужды напоминать мне об этом, — проворчал старший прокурор, — Мы давно знаем друг друга. Три года назад он занимался делом Гаретти, в котором был замешан некий доктор Граудек из Восточной Германии. Я представлял обвинение против Саронне.
