чистоты и добра. Душа его обращена во зло, она жестока и нечестива. Такой человек не может владеть луком от Старого Дуба! Прощай! – добавил Бог и стал быстро подниматься в ночное небо, а сияние, что озаряло раньше пригорок, Старый Дуб, сына правителя стало блекнуть.
Керк смотрел на поднимающегося ввысь, Свято-Бора, и видел, как тот становится все меньше и меньше. Вот он уже лишь как пылающее облако, даже невозможно различить очертания, а вот уже, как мерцающая звезда… маленький огонек еще раз мигнул и потух окончательно. Все кругом погрузилось во тьму, и только в руках у сына правителя пылало древко. Юноша повернулся и направился вниз с пригорка, древком, как факелом, освещая себе путь. Уже спустившись с возвышения, Керк невдалеке узрел знакомую фигуру деда Лесовика, и торопливо подошел к духу.
– Дед Лесовик, ты все еще тут? – удивленно вопросил Керк.
– Да, Святозар, – ответил Дух своим трескучим голосом. – Теперь, когда ты получил древко и прошел испытание, я могу проводить тебя до тропы, которая выведет тебя из леса. Но это будет утром, а сейчас глубокая ночь, тебе надо расположиться на ночлег и отдохнуть. Давай пройдем немного вперед и остановимся под моим любимым дубом, – и дух, развернувшись, зашагал вперед, указуя направления движения.
Ночь выдалась такая темная, что если бы не сияние древка, ничего невозможно было разглядеть. Однако шагающий впереди, дед Лесовик как будто видел в темноте, а когда Керк предложил ему освещать путь древком, то только улыбнулся, покачал головой и отказался. Они прошли еще маленько, и вышли на поляну, поросшую громадными деревьями. Под одним из дубов был разведен костер, а подле него сидели какие-то существа. Дед Лесовик двинулся прямо к костру. Подходя ближе, сын правителя увидел, что вокруг костра сидят лесные духи – помощники деда Лесовика. Дед мотнул им головой в знак приветствия и предложил Керку располагаться около костра. И юноша сейчас же опустился на предложенное ему место снял с себя заплечный мешок, ножны с мечом и положил рядом с древком, а затем огляделся внимательно рассматривая духов. Дед Лесовик сидел по правую сторону от Керка, а по левую от него поместился тоненький, сучковатый старичок, внешне похожий на куст барбариса. Вместо тела у него был сероватый ствол, а вместо рук и ног тонкие ветви, и весь он усыпан длинными острыми колючками, собранными в пучки по три штуки, да ярко-красными, продолговатыми плодами. Лицо у духа находилось на стволе, маленькие черные глазки, сучковатый нос, да простая изгибина-щель заменяющая рот – это был кустин. Рядом с ним примостился дух листич. Он был похож на плоский, громадного размера, лист дуба, взамест ножек и ручек у него длинные тонкие черешки, лицо как будто нарисовано угольком в середине листка. Дальше находился тонкий травник, и тело, и руки, и ноги которого напоминали стебель высокого цветка, а голова точно большая корзинка соцветия, на оной зараз и глаза, и рот, и нос. Корневик занимал слишком много места, так как от главного корня, на каковом имелось лицо и тело, в разные стороны отходили руки и ноги, а также боковые корни, и очень сложно было понять, где у него рука, а где лишь корень. Корневик, в отличие от других помощников, был измазан грязью, которая подсыхая подле костра, отвалилась от него, оголяя буро-серое тело. Около корневика восседал стебловик – тонкий ребристый, похожий на стебель пшеницы, руками и ногами коему служили земляничные усы, еле видимые глаза – крапинки да тонкий рот. А дальше расположились: похожий на кедровую шишку темно-бурого цвета, шишковик; орешнич, напоминающий округлый лесной орех, и, обернутый зелеными листочками; ягодник, у которого тело, как спелая земляника, а голова в виде рябиновой ягоды.
Один из духов поднялся и приблизился к сыну правителя. Травник нес большое блюдо, полное еды и, подав его, сказал:
– Прими, Святозар, угощение от лесных духов в знак уважения и восхищения.
Керк, смущаясь, принял блюдо и, пристроив его на коленях, поблагодарил духов. На блюде лежали запеченные рыжики и яблоки, соленые грузди и волнушки, квашенная капуста и свекла, моченная клюква и брусника. Юноша хотел было приняться за еду, но дед остановил его, что-то прошептал, сидящему рядом, ягоднику, тот едва кивнул своей круглой рябиновой головой и, подняв с земли сверток, передал Лесовику. Дед развернул сверток, в котором оказался большой ломоть хлеба, и отдал его сыну правителя, сказав, своим трескучим голосом:
– Святозар, думаю, что так будет вкуснее. Теперь ешь.
– Спасибо, дед Лесовик, – благодарственно молвил Керк и принялся поглощать еду, так как с утра ничего не ел и дюже проголодался.
Внезапно из кустов прямо под ноги сыну правителя выскочил маленький белый зайчонок и, сев рядом, уставился в его глаза.
– Здравствуй, малыш! – отвлекаясь от еды, произнес Керк и погладил зайчонка по голове да одновременно ушам. Малыш от удовольствия закатил глаза и прижался к ногам юноши.
– Это тот заяц, которого ты сегодня выпустил, – отметил дед Лесавик.
– Да, – прожевывая пищу и согласно кивая головой, согласился сын правителя. – Я узнал его. Значит, я правильно поступил, не пролив его крови?
– Конечно, правильно, – утвердительно сказал дед, поправляя с головы, съехавшее в сторону, гнездо. – Это было испытанием Бога Свято-Бора, ты должен был отказаться от пролития чужой крови, должен был пожертвовать свою, пожалев зверя и птицу. А ты как догадался, что именно так надо поступить?
Керк задумался, пожал плечами, да взяв с блюда запеченное яблоко, повертев его в пальцах, ответил:
– Я просто не смог бы нанести боль такому малышу. Я подумал и решил, что три капли могу дать сам, зачем губить жизни зверей и птиц.
– Молодец ты, Святозар, такое решение может принять только человек с чистым сердцем, – и дед Лесовик замолчал.
Некоторое время все сидели тихо и глядели на костер, слышно было, как трещат сучья и ветви, пожираемые огнем, да изредка от корневика отваливалась подсыхающая земля.
– Скоро придет зима, – вдруг не с того не сего прошелестел листич.
Керк посмотрел в его, будто нарисованные, глазки и спросил:
– Вы все уйдете на покой? Говорят, зимой вы спите.
За всех ответил дед Лесовик:
– Да, мои помощники уйдут на покой, а я буду бродить по замерзшему, занесенному снегом лесу и охранять Старый Дуб, – и, вздохнув, затих.
– Наверно, это грустно, быть тут одному? – с жалостью в голосе поинтересовался Керк, и засунул в рот соленый груздь.
– Нет, Святозар, совершенно не грустно. Это моя жизнь, – трескучим голосом откликнулся Лесовик, и было не понятно радуется, он или грустит приходу зимы.
