— Когда будешь взрослой, может быть, поймешь.
— А ты понимаешь?
— Хочу понимать. Но не думаю, что понимаю.
* * *
ДОРОГОЙ БОЖЕНЬКА, ВЫПУСТИ МЕНЯ ОТСЮДА, ПОМОГИ МНЕ! ПУСТЬ ЭТО БУДЕТ СОН, ПУСТЬ Я ПРОСНУСЬ И УЗНАЮ, ЧТО МНЕ ЭТО ПРИСНИЛОСЬ. ПОЖАЛУЙСТА, БОЖЕНЬКА. ВО ИМЯ ИИСУСА ХРИСТА, АМИНЬ.
— Сильвана, — шепчет Ло-Ло, — проснись!
Я смотрю в темноту. Делаю вдох. Жажда. Ужасная жажда.
— Нельзя крепко спать, дружок.
— Почему?
— У тебя жар и судороги. Не засыпай.
— Я очень устала.
— Постарайся не засыпать.
— У меня в легких песок.
— В гробу мало воздуха, — говорит Ло-Ло.
Он приближается и шепчет на ухо мое имя, с утешением. Я плачу. Градом льет пот. Воздуха не хватает. Умираю. Я умираю, мама и папа, почему вы меня отсюда не заберете? Вы хотите, чтобы я умерла?
Тело мое вздрагивает и трясется.
Больше не могу.
Ло-Ло шепчет снова:
— Проснись, дружок.
Не могу.
Я сплю.
Вижу сны.
Просыпаюсь.
Открываю глаза.
Демон сидит — наклонившись и съежившись — у меня в ногах. Смотрит на меня. Он испускает свет и сверкает. Поэтому я его вижу в темноте. Руки у него как кости. Голова без волос имеет форму заостренного яйца, кожа такая тонкая, что я вижу череп.
Я кричу.
Его глаза закрываются. От него пахнет.
— Ло-Ло! — кричу я.
Ло-Ло не отвечает.
Я кричу и кричу.
РИМ
11–12 июня 2009 года
1
Каждый человек, который совершил дальнюю поездку на Восток, туда, где восходит солнце, знаком с тягостным ощущением потери одного дня собственной жизни. Ничто — ни логика, ни аргументы, ни тщательное изучение календарей и альманахов — не может избавить вас от ноющего чувства, что у вас украли время, что вы что-то упустили в промежутке между прошлым и настоящим.
Я с трудом открыл глаза. Каждая ресница весила много тонн.
Несколько минут я лежал тихо, как после длительной и шумной пьянки, которая закончилась полной потерей сознания. Как будто я проснулся на носилках за квадратной дверью в холодильнике морга.
Факт: Я живой. Это уже что-то. Я не в больнице. И не на вскрытии в морге. Я лежал на кровати. И не был связан. Это значило, что я не пленник. На предплечье пластырь.
Вопрос: Что случилось? Где я? Где Примипил и другие безумцы?
Неужели похищение было только инсценировкой, чтобы напугать меня до ужаса? В таком случае спектакль удался. Аплодисменты и топот ног зрителей. Но я не сказал, где находится манускрипт. Или все же сказал? Я попытался вспомнить. Крепко зажмурился и напрягся. Вспомнил седого мужчину, который назвал себя Примипилом. Вспомнил монахов в серых костюмах. Вспомнил, что они надели сосуд на мою руку. Вспомнил продолговатый сосуд и хирургические инструменты в серебряном ларце.
Но после этого? Ничего.
2
— Шоковая граната[97] и газ.
Мужской голос. Это американец.
Я повернул голову набок, но не увидел его.
— BZ-91,— продолжил он. — Газ поражающего действия на основе скополамина и морфина. Разработан в ЦРУ в 2005 году. Чрезвычайно эффективный. Отключает за полсекунды. Они успели вскрыть вам вену.
Я попытался сесть на кровати, чтобы увидеть говорящего. Но не смог. Со стоном откинулся.
— Головная боль и мягкая форма паралича продолжаются примерно пятнадцать часов после вдыхания газа. Сожалею. Альтернативой была бы вооруженная акция. Спорный ход. Я не сторонник вооруженных акций, знаете ли. В них погибают люди. Гранаты и газ надежнее. Через несколько часов вы будете на ногах.
Слышны тяжелые шаги. Затем появился неясный силуэт. Я прищурился, чтобы сфокусировать взгляд. Человек сел на стул около кровати:
— У нас в распоряжении была оперативная группа «Морских котиков». Элитного подразделения, одолженного нам. Они вас освободили. Реальной опасности не было ни секунды. Хотя вам так показалось. Приношу свои извинения. Этих монахов мы держим под наблюдением уже некоторое время.
Этих монахов…
Силуэт принадлежал высокому стройному мужчине лет пятидесяти, с привлекательной внешностью и бросающимся в глаза кривым носом.
— Кто вы? — Голос мой был похож на пересыпающуюся щебенку.
— Имя — Карл Коллинз. Большинство знакомых называют меня К. К. Единственное, что вам надо знать, — это то, что я хочу вам добра.
По причинам, в которых лучше разбираются психологи, я скептически отношусь к людям, которые говорят, что хотят мне добра.
— Квартира, в которой вы остановились с Моник, находилась под наблюдением. Как вы и предполагали. Не только датчики, но еще телекамеры и микрофоны. Когда вы начали писать Моник, мы решили, что вы разоблачили нас. Мы следовали за вами в подземный гараж. Но оперативная группа не была наготове, когда на вас напали. Я сожалею, что дело зашло так далеко. Но в любом случае все было под контролем.
— Где Моник?
— Здесь. Она попала к нам, когда вы вышли на лестницу.
— Что вы с ней сделали?
— Абсолютно ничего. Вы меня не поняли. Я на вашей стороне.
— Все так говорят…
— Мы сообщили обо всем инспектору Хенриксену в Осло. Вам не надо беспокоиться.
— Вы знаете Хенриксена?
— Мы в курсе событий. Вы сейчас не в себе, Бьорн. Отдохните несколько часов. Нам есть о чем поговорить.
К. К. исчез за дверью. А я исчез в темноте.
3
Самым первым проник в сознание какой-то странный звук. Клик-клик. Клик-клик. Клик-клик. Я попытался открыть глаза. Просыпаться после химического отравления — все равно что подниматься на поверхность в ванне грязелечебницы. Я попробовал объяснить себе кликающие звуки. Когда я наконец открыл глаза — сначала правый, потом левый, — то увидел неясный контур Моник. Она вязала, сидя у моей кровати. Звук исходил от ее спиц.
— Доброе утро, — прокряхтел я.
Она отложила спицы. Даже в состоянии полусна-полубдения я отметил, что лежал практически голый. На кровати. В комнате. Рядом была Моник.
— У тебя все хорошо? — спросил я.
Она кивнула. «А у тебя?» — написала она.
— Голова кружится. Тошнота. Кто они?
