— Мне все ясно, — почти весело сказал поручик Берда. — Через минуту вы обнаружили около себя крысу.
— Да, конечно. Но как вы догадались? Это очень неудачные шутки.
— А вы не связываете их с профессором?
— Я сомневаюсь, чтобы он…
— Пан доцент, расскажите, пожалуйста, что вы делали в тот день, когда скончался Сивецкий, ваш с профессором общий знакомый. Чем вы занимались в тот день вечером?
— Откровенно говоря, я этого не помню, да мне и не нужно. В течение уже многих лет я не имел ничего общего с Сивецким. Меня никогда ничего с ним не связывало. Меня интересует только мой случай, и я вас позвал сюда именно для этого. Потому что подобные шутки с нападением на меня…
— Шутки? — спросил поручик. — Это трудно назвать шуткой. Ведь наша экспертиза не исключает того, что Сивецкого покусала именно такая безвредная, по вашему мнению, крыса. Вы полностью уверены в результатах своего анализа?
— Я проводил его дважды.
— И все-таки, пан доцент, постарайтесь припомнить, что вы делали вечером в тот день, когда умер Сивецкий?
— Я не считаю возможным рассказывать подробности своей личной жизни. В тот день я был не один. Этого достаточно? Наверняка вы сейчас зададите вопрос, кто может подтвердить мои слова. Я не знаю, была ли в тот день хозяйка дома или нет. Мне также не известно, успела ли она разглядеть моего гостя через замочную скважину или через приоткрытую дверь.
Последние слова Грудзинский произнес особенно громко Разговор проходил в большом холле. Собеседники сидели в глубоких кожаных креслах, и со всех сторон их окружали двери, ведущие в комнаты. Хозяйка могла находиться за одной из них.
Поручик начал прощаться.
— Пан доцент, постарайтесь все-таки найти более надежное алиби. Это действительно важно. Сейчас сдержанность вам только повредит. Мне очень жаль, но я не могу иначе. Я должен знать, что вы делали в тот вечер. С кем вы встречались.
— Более надежное? — переспросил доцент. Его раздражение, казалось, улеглось, — Вы думаете, что мне необходимо рассказать об этом?
— Да, и о том, кто напал на вас. Ведь вам это известно!
Поручику пришло в голову, что если бы Грудзинский имел в виду профессора, он более открыто давал бы понять это. Какую игру ведет доцент? Какое место занимает во всем история с нападением? На него набросили его же собственный шарф, якобы утерянный им когда-то. Кто поверит в эту сказку?
— Видите ли, того, кто напал на меня, спугнули. Когда я поднялся с земли и сорвал со своего лица шарф, то увидел, что к соседнему дому подходит какая-то парочка. Я сразу же узнал их в лицо Она живет здесь, а он почти каждый день провожает ее Кто знает, может, они и заметили что-нибудь.
— А вы… вы их не спрашивали?
— Мне не хотелось больше выходить из дома в сумерки. А крыса… Крысы уже не было. Она почти сразу исчезла куда-то.
— Прошу вас завтра в двенадцать быть в отделении. Я должен поговорить с вами. Мне необходимо установить ваше алиби.
— До свидания.
«Странная история», — подумал поручик Берда, садясь в машину. Он решил, несмотря на позднее время, навестить бывшую жену профессора.
— Это настоящая крепость, — громко произнес поручик Ежи Берда, звоня в дверь квартиры Дороты Скерской. Прежде всего, его интересовал рассказ Дороты о Грудзинском Он был уверен в том, что совесть доцента не совсем чиста. Наверняка этот человек либо утаивал от него правду о той опасности, которую представляли крысы и которая открылась ему при исследовании игрушек, либо воспользовался для каких-то своих целей (каких, черт возьми?) паникой, возникшей вокруг загадочных зверьков
Репутация Грудзинского была далеко не так безупречна, как утверждал заместитель мэра города Рядом с мощным течением всегда можно обнаружить другой, более слабый поток, о котором известно немногим — а ими в данном случае могли быть соседи, самые близкие друзья и недоброжелатели. Доцента подозревали в романе с женой профессора. Их не раз видели вместе в кафе на окраине города и даже в небольшой гостинице в Казимеже во время поездок профессора по стране.
С момента появления в институте Яна эта связь и свидания доцента с Доротой неожиданно прекратились.
Скорее всего в тот момент профессор уже узнал о них. Однако прежде чем его гнев вырвался наружу, появился Ян. Начало тягостным ссорам и взаимным угрозам было положено.
Дальнейшее развитие отношений между профессором и Грудзинским было хорошим дополнением к их лорнетам. И хотя Ян уже занял место Грудзинского, старый ученый не отказался or намерения отомстить своему более молодому коллеге. Поговаривали, что именно он поставил крест на диссертации Грудзинского, публично высмеяв ее. Однако потом обстоятельства сложились в пользу Грудзинского. Эксперименты профессора с жидким центром электронной памяти, которые в присутствии поручика Берды так хвалил Грудзинский, не принесли желаемого результата. У профессора сначала деликатно отобрали лабораторию, передав ее Грудзинскому, а после несчастного случая, происшедшего с профессором в химической лаборатории, его вообще отстранили от дел.
Развод Дорота получила только через год. Профессор согласился на него во время одного из многочисленных судебных разбирательств. Однако и на этот раз дело завершилось скандалом в здании суда Именно в тот момент свидетели услышали от профессора угрозы. Тогда и начались побеги молодой пары. По слухам, Дороте пришлось воспользоваться деньгами своего бывшего мужа, и отнюдь не малыми, ибо он копил их на протяжении всей своей жизни. Многие свидетели утверждали, что профессор был всегда бедно одет и что одной из причин романов его жены было желание как-то разнообразить свою жизнь.
Берда допускал, что истина находится где-то посредине. Дорота должна была забрать какую-то сумму из тех денег, что накопил профессор, но при этом никто не мог поручиться, что она не отщипнула какую-то часть от сбережений старого холостяка Грудзинского.
Тем не менее поручику казалось маловероятным, чтобы деньги сыграли важную роль в этом конфликте и могли хоть в какой-то мере объяснить последние события. Он мало доверял тем свидетелям, которые утверждали, что профессор взялся за изготовление электронных игрушек из-за денег. Очевидно, какую-то роль во всем этом играли и искусственные зверьки, «смерть с маленькими зубками», как их называла Дорота Скерская.
Звонки и стук в дверь не дали результатов. Поручик стал нервничать.
— Милиция, — громко крикнул он, — откройте, милиция.
В ответ он услышал скрежет засова на входных дверях.
В дверном проеме стояла Дорота, вооруженная гуральской чупагой[2] с острым, украшенный резьбой лезвием.