– О твоей маме я знаю только то, что я любил её в то время, когда почти три месяца жил в Краснодаре. Мы были молоды. Я был героем, прошедшим сквозь войну Ченгрема, крепким мужиком, прошедшим сквозь пейзажи ада и не свихнувшимся от запаха крови. Она была красавицей, простодушной девочкой, смотревшей на мир вот такими же большущими и наивными глазами.
– Вы были ей как муж?
– Да. Муж на три месяца. Но я был горяч, желал постоянных перемен, и военная жизнь удовлетворяла мои потребности вполне. Мне нравилось скакать с места на место. Мне и сейчас нравится это. Потому я продолжаю бегать, ползать, стрелять. Но, случается, накатывает одиночество…
– А что мама?
– Маша? Машенька была Машенькой. Она тоже любила меня, пока я был там. Но нам и в голову не приходила мысль о том, чтобы создать семью. Нам просто было хорошо вместе, и мы вовсю пользовались предоставленным нам счастьем.
– А потом?
– Потом я уехал. Не знаю, как бы всё сложилось, останься я там на год-два. Скорее всего, мы бы разошлись, исчерпав самих себя в наших отношениях.
– А я? Я кто? – серьёзно спросила Ксения. – Я чья? Вы думаете, что я могу быть вашей дочерью?
Он обнял её за плечо. Обнял сильно и нежно.
– Может быть, моя, Ксюша, а может быть, и не моя. Красивая женщина редко сходится лишь с одним мужчиной. А Маша была красивая… Посмотри в зеркало, и ты увидишь её.
– Так что же теперь? – Ксения отступила на шаг. – Как же теперь? Кто я вам? Вы мне кто? Дядя Ваня или папа Ваня? Как мне называть вас? Как относиться? Что думать? Неужели так бывает? Неужели мир настолько тесен?
Он ухмыльнулся, как ухмыляются счастливые люди. Он знал одно: Ксению он полюбил, полюбил в её лице вернувшуюся Машу, полюбил возможную свою дочь, полюбил всё то, что не любил до этой минуты по-настоящему, чего был лишён.
– Какая разница? Называй так, как тебе легче. Дядя Ваня ничуть не хуже папы Вани… Не хуже…
– Странно всё это, так странно, что у меня нет слов.
Ксения повернулась и побрела в сторону машины. Внезапно ей пришло в голову, что завертевшаяся карусель страшных и опасных событий предназначалась именно для того, чтобы свести её с человеком, который мог быть её отцом и, скорее всего, был им. Неужели они не могли встретиться никак иначе?
Вверху громыхнуло, звук перекатился по небосводу, как тяжёлый шар по железным листам.
– Хорошо, – Романов развёл руки в стороны, ловя ладонями посыпавшиеся редкие капли, – очень хорошо, просто чудесно. Весь этот кавардак ради такого чуда…
Он быстро догнал Ксению, дружески шлёпнул её по попе и сказал курившему в машине Владу:
– Поехали. Прямо ко мне домой.
– А почему не в контору?
– Нечего нам делать в тамошней сутолоке… Да и вообще… – Он засмеялся. – Всё приобретает совершенно иной смысл…
Сергей увидел свой дом. Рядом стоял его «жигуль». Не дойдя ста метров до подъезда, Лисицын ощутил напряжение. Что-то было не так. Что-то забеспокоило. Ни с того ни с сего учащённо заколотилось сердце. Казалось, вот-вот что-то произойдёт. Сергей остановился напротив своего подъезда и прислонился спиной к шершавой стене. Проносящиеся автомобили, гудящие, рычащие, тарахтящие, обдавали ветром. Вспорхнул из-под ног брошенный кем-то газетный лист, вспорхнул с шелестом, скользнул над асфальтом и вновь распластался, уставившись на Сергея фотографией какой-то знаменитости в шляпе.
– Глупости, – шепнул себе Лисицын. – Никого тут нет. Всё нормально. Что я дурака валяю?
Он перешёл улицу и задержался перед дверью. Осталось взяться за массивную медную ручку и потянуть её на себя. Он медленно выдохнул, как бы растворяясь своим дыханием в окружающем пространстве и обостряя этим своё чутьё. Чутьё зверя.
Застыл. Шевельнул ноздрями. Потянул дверь на себя и шагнул в подъезд. Пространство отозвалось на его шаги гулким эхом. Поднявшись по лестнице, Сергей ещё раз огляделся. Конечно, его могли запросто поджидать внутри квартиры. Зачем бандитам караулить его на лестнице? Чтобы убить? Тогда они уже выстрелили бы. Но ничего не произошло, значит, всё было в порядке. До поры до времени. Сергей недовольно махнул рукой, выругал сам себя. Сколько ошибок он уже сделал в этой весьма недолгой истории. Теперь ещё ошибка – глупая, ничем не обоснованная самонадеянность, которую можно простить только пацану, но никак не Лису.
Лисицын вставил ключ в скважину и вошёл внутрь. Сделал шаг, другой, осмотрелся, сдерживая дыхание. Посторонних не было. Сергей вымыл руки и ополоснул лицо. Затем он сел в кресло перед рабочим столом и щёлкнул включателем компьютера. В ту же минуту в коридоре тренькнул звонок. Сергей ухмыльнулся.
– Вот и гости… Покой нам только снился.
Он ни секунды не сомневался, что пришли те, кого он так внимательно высматривал. Он прошёл в коридор, отпер дверь и увидел Когтева. Михаил Михайлович перешагнул через порог, приветственно поднял трость, держа её у основания рукояти, и с едва заметной тенью подозрительности оглядел квартиру.
– Сергей Владимирович, могу я поговорить с вами полчаса наедине?
В тоне его не было ничего угрожающего, ничего таинственного, ничего тревожного. Просто вопрос. Не дожидаясь ответа, он показал двум сопровождавшим его громилам, чтобы они вышли за дверь. Они послушно выполнили приказ, оставив язычок замка на предохранителе. Когтев с интересом оглядел квартиру. На столе громоздились сложенные в стопку книги. Двухтомник Генри Миллера с множеством закладок, «Жизнеописание Агриколы» Тацита, «Церемония Ювипи» Пауэрса, «Звук хлопка одной ладони» Раджнеша, толстенный справочник по алкогольным напиткам и несколько этнографических журналов.
– А жилище у вас, Сергей Владимирович, весьма скромное, как я погляжу. Учитывая вашу известность, вы могли бы обзавестись более шикарной квартирой.
– Меня устраивает эта. Вполне устраивает. Я шиковать не люблю.
– Так-таки не любите? – Когтев указал тростью на пустую бутылку «Наполеона».
– Это подарок одного приятеля. Сам-то я не разбираюсь в коньяке. Мне что «Мартель» пить, что водку с добавленным в неё для цвета коньяком.
– Неужели? – Когтев сел на стул и увидел брошенное в углу платье Ксении. – Я посылал сюда людей, пока вы отсутствовали. Но они не сообщили мне о Ксюшином платье. Наверное, не догадались, что это её одежда. Как же это она без платья-то?
Сергей повернулся и увидел платье Ксении, которое она бросила, отправляясь в душ. Отпираться было бессмысленно.
– Она переоделась, – сказал Лисицын. – Просто я решил, что ей будет неприятно носить платье, в котором она была похоронена.
– Разумеется, вы правы. – Когтев кивнул и положил обе руки на трость. – Вы можете задёрнуть штору на окне?
