– Разумеется, вы правы. – Когтев кивнул и положил обе руки на трость. – Вы можете задёрнуть штору на окне?
– Зачем?
– Могут следить.
Теперь кивнул Лисицын и выполнил просьбу гостя.
– И во что же вы переодели мою Ксению? У вас тут водятся женские наряды? – Когтев с любопытством поднял глаза на Сергея.
– Нет. Не водятся. Я одолжил ей мои шорты и рубашку. Шорты пришлось сильно перетянуть ремнём.
– Великоваты?
– Ещё как… – Сергей опустился на стул напротив.
Повисла пауза.
– Ну и как она? Как её самочувствие? – вновь заговорил гость. – Не передавала ли она привет бывшему мужу?
– Почему же бывшему? Вы же не в разводе, – сказал Лисицын, всеми силами пытаясь не проявить свою нервозность. – Или собираетесь разойтись?
– Послушай, Сергей, – резко перешёл Когтев на «ты», но интонации его не изменились, голос звучал бесстрастно. – Давай не будем таиться, не будем ходить вокруг да около. Ксения меня предала. Я предательств не прощаю. Всё прощаю, но не предательство.
– И вы решились на убийство?
– Ты меня не старайся усовестить. Не надо, нет у меня никакой совести. Совесть моя отмерла, отвалилась давно за ненадобностью. Лишний груз… Совесть, мораль… Конечно, мораль необходима. Но каждому для своих нужд. Она защищает интересы «ближнего». А для меня ближний – это я сам. Если у меня есть жена, красивая жена, то я объявляю всем закон: не возжелайте моей жены. Равно как я говорю всем, чтобы не желали моих денег, моих дворцов и прочее, прочее, прочее. Каждый богач, каждый собственник – моралист, ибо он желает сохранить своё для себя. Мораль богатых – деньги. Мы не воруем, а покупаем. Но Ксения, оказывается, жила по другим правилам. Она не думала хранить мне верность, за которую я щедро заплатил ей. Это было чуждо её морали. Это не вписывалось и в мораль Павла Шеко. Он не был хозяином Ксении, потому не переживал, что её украдут. Он жил по своим убеждениям. И его убеждения позволяли ему воровать. Он был нищим художником, перебивался подачками людей моего круга. Нищие легко идут на воровство, ибо они твёрдо знают, что никто не поступит с ними так, как они поступают с другими. Никто не обкрадёт их, у них нечего красть… Да, богатые покупают, а нищие воруют… Ксения, моя золотая девочка. Она забыла, по каким правилам обязалась жить. Она пошла на сговор с нищим! Она помогла ему обокрасть меня! За это я вышвырнул её на свалку, как непригодную вещь…
– Живой человек в гробу, Михал Михалыч… Согласитесь, что это… – Сергей Лисицын удивлённо развёл руками.
– Не твоё дело, Лисяра. Она принадлежала мне. Зачем ты помог ей? Что ты хочешь? Что у тебя на уме?
– Я не собирался помогать ей. Я понятия не имею, что привело её ко мне. Больше того: я был уверен, что всё это – розыгрыш. Похороны эти, история об убийстве скульптора… Но она плакала, рыдала, билась в истерике. Я поверил. А когда в меня из двух «Макаровых» сразу лупасить стали, я поверил окончательно. Только вот что я скажу вам, Михал Михалыч, я очень не люблю быть дичью. Я сам привык охотиться. В вашем деле для меня нет интереса, это ведь обычный криминал, а меня всегда влекло другое. Но в меня уже стреляли ваши парни. Почему?
– Не знаю. Это какая-то чушь, путаница, мешанина. Я не велел им. Почему-то всё пошло не так после моего юбилея… – Когтев недовольно заёрзал. – Что-то случилось. Митька никогда не ослушивается, он преданный пёс. Что-то случилось чрезвычайное. Я не распоряжался. Останься они в живых, я бы с них шкуру спустил за эту выходку, уж можешь мне поверить…
Когтев помрачнел.
– Я верю, – сказал Сергей.
– Убивать тебя я не собирался, по крайней мере до того момента, как я отыщу Ксению. Без тебя мне не узнать, где она сховалась.
– Это я хорошо понимаю, – Сергей ухмыльнулся. – Но жалко мне отдавать её в ваши когтистые руки, Михал Михалыч. Может, сжалитесь? Доведись вам лично увидеть её после кладбища, уверен, что и ваше каменное сердце дрогнуло бы.
– У меня не каменное сердце, Лис, не каменное. Я очень ранимый человек. Потому я и поступил так с Ксенией. Ты считаешь меня жестоким, но жизнь – воплощение жестокости, если мыслить человеческими категориями. Люди приходят сюда, чтобы умереть. Весь наш жизненный путь готовит нас к смерти. Вопрос не в самой смерти – её-то не избежать – вопрос в том, как мы пройдём этот путь. Будем ли мы наслаждаться или же изнурять себя терзаниями. Я предложил Ксюше условия почти идеальные для того, чтобы она могла вкушать любые удовольствия. За это от неё требовалось одно – уважение, рамки принятого приличия. Мне эти рамки не нужны, однако их требует окружающее меня общество! То есть и обществу, честно говоря, насрать на эти рамки, но общество готово смешать с дерьмом всех, кто официально в эти рамки не вписывается. И я не хочу, чтобы меня выставляли куском дерьма, чтобы надо мной насмехались из-за молодой писюшки! Ты можешь это понять?.. Повторяю, что у нас с ней была договорённость, ей разрешалось встречаться с другими. Я же не олух, я всё прекрасно понимаю. Но я просил элементарного уважения. Она плюнула мне в лицо. Не спьяну, не под влиянием травки, не со зла. Осознанно плюнула! Она причинила мне боль, сильную боль, нестерпимую боль. И я решил вырвать эту занозу. Так что не проси за неё. – Лицо Когтева сделалось усталым, осунувшимся, горевшие только что глаза потухли. – Конечно, мне её жаль… красивая… Но она уже умерла. Один раз умерла… Второй раз не имеет значения… Кроме того, я не могу вернуть её в жизнь, ибо она начнёт мести языком. Красивая-то она красивая, но вовсе не умная. Она не сможет жить потихоньку, с её-то привычками и запросами! Так зачем мне подписывать смертный приговор самому себе? Я ещё поживу. Так что ты уж сделай одолжение, Лис, укажи место, где она скрывается. И я тебя оставлю в покое.
– Я не знаю, где она.
– А кто знает?
– Я отвёз её к моему давнему приятелю…
– Что за приятель?
– Он из МВД. – Сергей поднялся, достал из шкафа бутылку водки и наполнил две рюмки. Первую он опорожнил сразу, вторую протянул Когтеву но тот раздражённо отодвинул рюмку.
– Мне только мента не хватало в таком деле. Зачем ты передал её ему? Зарыть меня решил? Зря. Не тебе тягаться со мной.
– Нет, Михал Михалыч, этот мент не знает, в чём дело. Он даже не знает, что за женщину я привёз в нему, – солгал Сергей. – Я лишь попросил его укрыть барышню на время. У него есть какие-то специальные места для подобных случаев, где свидетелей укрывают.
Сергей выдержал долгий взгляд Когтева, ничем не показав, что его слова не соответствовали действительности.
– Допустим, – чёрные зрачки вновь ожили и пронзили Сергея насквозь. – И что дальше? Долго она будет прятаться у него?
